Обычно рабов перевозили два охранника, но в это раз, учитывая, что раб – гладиатор, и гладиатор отменный, количество стражников увеличили до четырех. Повозка тронулась. Качаясь и трясясь по мостовым, она направлялась куда-то за город, провозя Ратибора по не виданному им доселе Риму, где все было ему чуждо и непонятно. Стражники, ругаясь на толпу зевак, пытались проехать по узким улочкам города. Людей было настолько много, и они были настолько разные, что русич с невольным интересом рассматривал их, а они глядели на него, словно на экзотическое животное. Вот мимо повозки прошла женщина, бросив на него беглый взгляд из-под накидки. У нее были темные, подведенные черной краской, выразительные глаза. Всего мгновение, и она растворилась в толпе, оставив после себя лишь головокружительный аромат духов. Ратибор попытался рассмотреть ее среди людей, но, увы, она исчезла. И снова галдящая, ржущая и шумящая толпа окружила повозку. Вдруг откуда-то из людской гущи вылетело яйцо: ударившись о решетку, его скорлупа разлетелась в разные стороны, обрызгав прикованного раба своим содержимым. Раздался смех.
– Нравится, варвар?! Почти как на арене! Да?! – обернувшись к нему, произнес Руфус и радостно рассмеялся.
Ратибор, не обращая на него внимания, прикрыл глаза. Телега, трясясь по мощеной дороге, медленно увозила его в неизвестность, а перед его мысленным взглядом вновь воскресали картины полузабытого прошлого.
Отец, весь в снегу, зашел в терем. Из раскрытой двери внутрь повалил пар. Он, отряхнувшись, прошел в горницу и, потрепав маленького Ратибора по голове, радостно произнес:
– Сегодня великий день, мой сын! Я устрою пир в честь важного гостя и моего друга!
Колесо телеги попало в яму и клетку, в которой задремал русич, качнуло так сильно, что он невольно приподнял веки. Из переулка выскочил малец в рваном балахоне с капюшоном на голове и, подбежав к стражникам, вытянул руку, явно прося милостыни, но вместо подачки получил плетью по спине.
– Пошел прочь, голодранец!
Маленький попрошайка лишь не по-человечески зашипел и, сгорбившись, снова скрылся в полутемном переулке.
– Такая же мразь, как и ты! – повернувшись к Ратибору, сказал стражник и плюнул в русича. – Надеюсь, тот, кому ты теперь принадлежишь, не будет с тобой церемониться! Давай, старая кляча, пошевеливайся! – заорал он на лошадь и несколько раз огрел бедное животное кнутом. Вскоре телега опять затряслась по дороге, и Ратибор вновь закрыл глаза, пытаясь отрешиться от всего происходящего.
Столы ломились от яств. Слуги то и дело выносили серебряные и золотые блюда, доверху наполненные съестным. Здесь было все: жареные лебеди, перепелки, баранина, огромные запеченные осетры, целые кабаньи туши, хлеб, квашеная капуста, стоялый мед и заморские вина, бочки с пивом. Маленькому княжичу казалось, что за этот стол можно усадить всех людей, которые только есть в отцовских владениях. Рядом с основным столом стоял стол поменьше. Он был украшен подносами, чашами и кубками из чистого золота, среди которых ни одна форма, ни одна чеканка или литье не повторялись. Подле высилось княжеское кресло, на котором восседал отец Ратибора, а рядом с ним находился и сам Ратибор. По правую руку от князя разместилась его ближайшая дружина, по левую – гости, прибывшие из далеких стран: послы, торговцы, ученые и лекари. Но пир не начинался. Князь ждал самого дорогого гостя, ради которого и было затеяно празднество. И вот дверь раскрылась. В нее сначала вошел человек в синем балахоне, лицо которого скрывал капюшон, за ним еще один – высокого роста, в дорогой одежде. Князь с улыбкой поднялся, приветствуя дорогого гостя и указывая ему на почетное место рядом с собой. Как ни старался Ратибор, как ни терзал себя, вспомнить лицо этого человека он так и не мог. Он хранил в памяти многое, иногда даже какие-то мелкие детали одежды, но черты гостя никак не мог воскресить в сознании. Тем временем сопровождавший незнакомца высокий человек не спеша подошел к его отцу. Князь с улыбкой обнял его, словно брата, но тут же замер. Он покачнулся, сморщил лицо, хотел было отстраниться, но гость крепко держал его, прижимая к себе за плечи левой рукой. И тут сидящий рядом Ратибор увидел, как из-под отцовского кафтана маленьким ручейком потекла кровь. Князь побледнел, захрипел, но его дружина не сразу поняла, в чем дело. Те, кто сидели подальше, еще беседовали и шутили между собой, когда сотник князя Ярополк, вскочив из-за стола, крикнул:
– Измена!