В любом случае, мы говорим ясно и прямо, что нас только радует то, что мы лишили коллег из «Фашистской цивилизации» удовольствия читать нас с «интересом и любопытством», к их печали. В этом вопросе мы наконец–то действовали авторитарно, согласно стилю духовного сквадризма, [38] заставив замолчать новичков, дилетантов и людей компромисса, тем самым придав всему этому, вопреки буржуазии, бюрократии и «интеллектуализму», смысл того, что действительно является породой, «расой».
L’equivoco del razzismo scientifico //
МУССОЛИНИ И РАСИЗМ
В сентябре 1941 года меня вызвали в Венецианский дворец. Я не предполагал, что сам Муссолини захочет поговорить со мной. При нашей беседе присутствовал Паволини. Муссолини сказал мне, что прочитал мою работу «Синтез расовой доктрины», опубликованную издательством
Чтобы понять важность этих заявлений, нужно вспомнить, как обстояли дела с расизмом в Италии. Уже за несколько месяцев до этого Муссолини счел необходимым занять определённую позицию по отношению к расовой проблеме и сравняться с немецким союзником также и в этом отношении. Самым непосредственным мотивом было желание наполнить энергией чувство расы и расовое достоинство в связи с наличием туземцев в новой Империи. Другой причиной была антифашистская позиция международного иудаизма — прежде всего, североамериканского. В расовом вопросе сочетались задачи внутреннего, селективного, культурного и этнического порядка. Поэтому Муссолини содействовал публикации так называемого «Манифеста итальянского расизма», содержащего десяток пунктов; он был помещён в журнале
К сожалению, в целом ситуация была малоудовлетворительной. Для такого действия в Италии не хватало прецедентов серьёзной подготовки и специфических исследований, а расовые идеи были совсем неизвестной областью для итальянских «интеллектуалов». Поэтому группа, составившая «Манифест», и сотрудники «Защиты расы» являлись совершенно странным и созданным на скорую руку объединением. С несколькими антропологами старого научного направления были объединены журналисты и литераторы, прежде писавшие на эту тему по случаю, и оживившиеся расисты — все сразу. Поэтому создавалось общее впечатление дилетантизма, где слишком часто мелкая полемика и лозунги занимали место серьезной и единой доктрины: доктрины, которая не была должна потеряться ни в биологическом специализме, ни в вульгарном антисемитизме, но проявиться в своей основе на уровне общего мировоззрения, и действовать в качестве политически и этически формирующей идеи. Меня побудили заняться этой темой не очень лестные суждения, услышанные заграницей об обращении фашизма к расовой теме. Из идеи традиционного и аристократического характера, с которой я был связан, я начал извлекать всё то, что вместо частных применений и выводов могло иметь значение как органичная расовая доктрина. Появились первые статьи и очерки, принятые в различных фашистских периодических изданиях, а затем — и вышеупомянутая книга.
Центральный тезис, защищаемый мной, был, вкратце, следующим: для человека проблема расы не может быть ни передана в тех же терминах, ни иметь то же значение, что и для кошки или чистокровной лошади. У истинного человека, кроме биологической и телесной стороны, существует ещё и душа и дух. Таким образом, цельный расизм должен рассматривать все три составляющие: тело, душа и дух. Соответственно, можно говорить о расизме первой степени, касающемся строго биологических, антропологических и евгенических проблем; далее, о расизме второй степени, касающемся «расы души», то есть формы характера и аффективных реакций; наконец, как увенчание, мы видим рассмотрение «расы духа», касающееся высших уровней — общего видения этого и потустороннего мира, судьбы, жизни, действия, в общем, тех «высших ценностей», что отличают людей друг от друга и делают их неравными. Классический идеал, интерпретированный в расовом ключе — это гармония и единство этих трёх «рас» в высшем типе.