Империя статуй (СИ)

— Хорошо. Я исполню твою просьбу. Но кому мне следует передать твоего сына?

Посмотрев в ночное небо, я вдруг поняла, что все дорогие мне создания уже могут быть мертвы…Мне некому доверять. Некому доверить самое ценное в этом мире сокровище, у которого была только его мама…Только мама?..

— Скажи…Какого цвета у него глаза?

— Что? К чему ты…Ну…Голубые. Та принцесска хорошо постаралась.

— Если…Если он будет рядом с отцом…Если будет брать от него силы, сможет ли сохранить этот цвет?

— Хо-о-о, — с улыбкой протянул призрак, — думаю, да. Это родственная энергия, и он сможет брать её, не вредя себе. Но уверена ли ты, что готова отдать сына его отцу-человеку?

— Мне больше некому…

— Да будет так.

Вытащив Айварса из платков, девушка взяла мальчика на руки, давая ему возможность взглянуть в мою сторону. Попытавшись приподняться хотя бы на локтях, я обессилено рухнула на землю, корчась от боли. Златовласый мальчик, оказавшись в чужих руках, перестал плакать, но принялся вертеться из стороны в сторону, пытаясь вернуться к родному теплу. Поняв, что сделать этого ему не дадут, он потянул ко мне свои руки, то сжимая, то раскрывая кулачки. Видя его испуганный растерянный взгляд, я крепко зажмурилась от того, как сильно сжалось в груди сердце.

— Ма… — тихо произнес он впервые своим тоненьким голосом, — ма, — повторил вновь, протягивая ручки. — Ма! — крикнул громко и пронзительно заплакал, не в силах дотянуться.

Долгожданное «мама»…Такое родное, теплое и бесценное, что все сожаления о не случившихся событиях, покинули разум вместе с мыслями. Чуть кивнув головой, Горгона пошла прочь, унося плачущего Айварса. Лишь вспышка — и ночь окутала меня холодным одиночеством с неустанно текущим потоком слез. Только и крутился в голове сотрясающий справедливость вопль, прерываемый таким мягким зовом «ма»…А после…

После стало очень темно.

После стало очень больно.

Глава 25

Оставь надежды свет, Нэрет,

Твоей невесты больше нет.

Не будь наивен так и глуп

Она уже ходячий труп…

Легенда о Нэрете и Аэлии

***

Уважаемые читатели, в этой главе содержится сцена, что может показаться Вам тяжелой и неприятной. Если Вам трудно читать описание крови и ранений, пролистайте ниже.

***

Больно….

Больно.

Невыносимо.

Глазницы пусты и заполняются чем-то вязким каждый раз, как я трясу головой. Ничего не видно, и я не могу моргнуть не потому, что повязка закрывает вид, — я не чувствую век, как не ощущаю ряд ресниц, чуть щекочущих кожу.

Я не могу пошевелить стопами и не решаюсь подвигать обрубками ног, поскольку трение о землю вновь приведет к кровотечению, а болезненный жар вцепится клыками в израненную плоть, прогрызая и без того глубокие раны. Кто-то изредка меняет мне повязки. Но кровь, засыхая на чувствительной коже, с трудом отходит вместе с бинтами, и мне кажется, что с меня снимают не бинты, а целые лоскуты, пускающие по земле новые алые ручейки.

Не могу пошевелить я и пальцами. Испуганная стража, полная ненависти, связала мне руки так сильно, что к кистям не приходила кровь. Спустя несколько дней обрубили и их, поскольку пальцы начали чернеть. Порой мне кажется, что я случайно цепляю ногтем землю, но все это фантомные иллюзии, жестоко измывающиеся над мозгом и скручивающие нутро.

У меня нет сил говорить, но в рот мне тоже кладут тряпку, которую достают лишь тогда, когда ходячему трупу позволено пить. Неловкие оруженосцы постоянно задевают открытые раны и то и дело достают из ножен мечи, словно бы я ещё в силах что-то предпринять. Но я больше не могу…Ни терпеть. Ни ждать. Изувеченный раненый разум все чаще погружается в сон, но более не дарует сладкие видения — вместо них лишь мрак с редкими красными вспышками, что импульсами пронизывают темень, знаменуя своим появлением лишь одно — сегодня вновь что-то отрубили.

Боль настолько ужасная, что первые дни я непрерывно кричала до хрипоты. Спасительная регенерация, отращивая новые конечности, вонзала кости в кровоточащую плоть, и вскоре я перегорела. Что-то щелкнуло в голове, а после разбилось, как стекло, прервав ряд мук и забрав с собой другие чувства. Я больше не считала дни, больше не перечисляла имена тех, кто был готов пожертвовать собой ради меня. Больше не думала о будущем. Больше не боялась. В целом, я вообще ничего не чувствовала…Это была безупречная пустота.