Империя страха

Оглянувшись по сторонам в поисках воз­можной помощи, но никого не обнаружив по­близости, коротышка натянуто улыбнулся и как можно дружелюбнее произнес, отчаянно клацая не попадающими друг на друга зубами:

— Й-йа очччень р-р-рад тебя видеть...

Иванычу показалось, что собеседника сей­час хватит удар, и пока тот еще был способен хоть что-то соображать, решил завершить то, для чего вообще затеял весь этот разговор.

— Где мои деньги?

Гоша как-то весь сжался и торопливо полез во внутренний карман роскошного кашемиро­вого пальто. Но трясущаяся рука никак не хоте­ла попадать в достаточно широкую прорезь кар­мана, и толстячок лишь криво улыбался сведен­ными от страха губами и настойчиво бормотал:

— Ссейчас, сссейчас... Я давно хотел тебе все о-о-отдать, нн-о...

— Ты что, заикаться стал? — саркастически ухмыльнулся Чижов.

— Дда, то есть нет, — невпопад выпалил Го­ша, наконец сумев-таки добраться до толстого бумажника.

Даже не удосужившись раскрыть портмоне, коротышка торопливо сунул его в руку каскаде­ра, на что тот разумно заметил:

— У тебя что, мозг просквозило или ты стал альтруистом? На кой хрен ты мне суешь свой лопатник?

Издав нечто похожее на последний писк подбитой птицы, Гоша тут же забрал кошелек обратно. Он хотел засунуть портмоне в карман, но понял, что делает явно что-то не то, и застыл, окончательно утратив способность соображать.

— Ну ты даешь, артист, — развеселился Чижов и напомнил: — Мне нужны мои кровные, заработанные деньги за прошлую картину. По-ни-ма-ешь? — по слогам закончил он, едва ли не крича в ухо собеседнику.

И только сейчас Гоша понял, наконец, что от него хотят. Торопливо раскрыв бумажник, он отсчитал пять сотенных купюр с изображенны­ми на них портретами президента Франклина и протянул деньги каскадеру.

Недоверчиво посмотрев на собеседника, Ива­ныч покрутил в руках зеленые купюры.

— Насколько я помню, мне причиталось лишь триста пятьдесят. Откуда остальные?

— А я пересмотрел смету, — торопливо вы­палил толстячок, как будто всю жизнь готовился произнести эту сакраментальную фразу, и пре­данными глазами посмотрел на Иваныча.

Спрятав банкноты в задний карман брюк, Чижов весело подмигнул коротышке:

— Ну что ж, спасибо.

Послушно взревел мотор, и машина резво сорвалась с места, а Гоша еще долго смотрел ей вслед, не веря собственному счастью. В эту се­кунду он дал себе зарок, что постарается впредь избегать встреч с этим жутким и наверняка опас­ным человеком.

Больше трех недель Иваныч не видел сы­нишку и почувствовал нестерпимую тоску. Он бы не стал так долго ждать, если бы ему было с чем приехать. Появись Ваня без денег, не мино­вать ему очередного скандала с женой, а толстяк Гоша, задолжавший каскадеру энную сумму, как назло все это время находился в командировке, о чем неизменно сообщал его домашний автоот­ветчик.

Теперь же все козыри были у него на руках, и Чижов, оставив машину у подъезда, смело вошел в дом.

Электрический звонок залился привычной трелью, и почти сразу же дверь распахнулась. На пороге стояла Елена — ее взгляд не предвещал ничего хорошего, а с губ были готовы сорваться явно не радостные слова.

Но в этот момент мимо нее проскользнул шустрый мальчуган — точная копия папаши — и с громким, радостным воплем повис на шее Иваныча.

— Папа, где ты был?

Пока Ваня подыскивал слова, послышался властный голос женщины, обращенный к ре­бенку:

— Ты только что поел, иди вымой руки! Недовольно нахмурившись, мальчонка все

же подчинился, хотя и с явной неохотой. Круто развернувшись, он опрометью бросился в ван­ную комнату, чтобы поскорее покончить с уто­мительными формальностями.

— Ну, и как это называется? — спросила Елена, не торопясь, однако, пропускать мужа в квартиру. — Тебя не было три недели, где ты шлялся?

Чижов готовился к чему-то подобному, он даже настроился не отвечать на провокации, но все же не выдержал и съязвил:

— По телкам бегал...

Иваныч хотел еще что-то добавить, но жена опередила его:

— Тогда бегай дальше, — дверь с громким стуком захлопнулась перед его носом.

— Твою мать, стерва! — в сердцах выругался Иван и вновь нажал на кнопку звонка.

Какое-то время из квартиры не доносилось ни единого звука, кроме переливчатой электри­ческой трели. Наконец женский голос спросил:

— Ну чего тебе еще?

— Открой дверь, — почти жалобно попро­сил Иваныч.

— Зачем? — спросил все тот же надменно-грубоватый голос.

— Я деньги принес, — нехотя вымолвил он сакраментальную фразу, надеясь, что после это­го Елена хотя бы на время станет более поклади­стой.

И действительно, защелкали отпираемые за­совы, и дверь приоткрылась, но не более чем на длину накинутой цепочки.

— Давай, — она протянула руку, в которую Чижов вложил три стольника.

Однако едва он успел хоть о чем-нибудь по­думать, как дверь вновь захлопнулась, на этот раз окончательно.

— Сука! — вырвалось у Иваныча. Он хотел изо всех сил врезать по перегородке, отделяю­щей лестничную клетку от квартиры, но вовре­мя вспомнил о сыне и сдержался, обреченно за­шагав к кабине лифта.