Империя страха

— Живу я в Бибиреве, на улице Пришвина, дом номер семь. Да меня там каждая собака зна­ет, — широко улыбнулся старик, обнажив два ряда на редкость ровных зубов, — спросите око­ло любого подъезда сумасшедшего профессора.

«С этого надо было и начинать», — едва не сорвалось с губ майора обидное высказывание. Однако он благоразумно сдержался и вежливо поблагодарил:

— Спасибо вам огромное за беспокойство. Как только появится какая-либо информация, я вам позвоню.

Старик понял, что его вежливо выпроважи­вают, поэтому торопливо поднялся, не желая становиться назойливым,

— Не смею вас задерживать. Всего доброго. Когда за визитером закрылась входная дверь,

Антон утомленно провел ладонями по лицу и, подперев руками голову, уставился на малень­кий кусочек темного металла.

В первую секунду ему хотелось швырнуть документ в корзину для использованных бумаг, а осколок выбросить в форточку. Но врожден­ная щепетильность помешала ему в этой затее.

Если бы Лямзин знал в тот момент, к чему приведет эта его педантичность, то наверняка сжег бы рукопись, а металл спустил в унитаз.

Вместо этого Антон спрятал документ в сейф, закрыл кабинет и спустился в лабораторию.

Синеглазая Машенька — краса и гордость отдела исследований — встретила тощего майо­ра в обычной, натянуто-дружелюбной манере.

— Привет, Антоша, — проблеяла длинноно­гая козочка, — с чем пожаловал на этот раз?

Лямзин достал из кармана «самородок» и протянул его девушке:

— Вот, нашел среди бабушкиного наследст­ва. Может, смогу толкануть этот «бриллиант» подороже, куплю роскошный «Мерседес», и укатим с тобой в жаркие страны, а то ведь

по-другому никак с тобой не совладать.

Яркий румянец залил смущенное личико ла­борантки, и она, явно польщенная завуалиро­ванным комплиментом, торопливо произнесла, выписывая какую-то бумаженцию:

— Оставь, потом проверю. Результаты доло­жить лично тебе или как?

— Да нет, — устало вздохнул майор, — кому придется, тому и докладывай.

Вдруг его лицо резко переменилось: глаза плотоядно заблестели, а в уголках рта появились смешливые морщинки. Мужчина томно протя­нул:

— Слушай, а может, сходим куда-нибудь, я получку получил, можно кутнуть?

Брезгливо сморщив носик, Маша иронично протянула, одарив собеседника высокомерным взглядом:

— На твою получку можно в приличном ме­сте только пивка попить, а у меня к этому на­питку решительно никакого пристрастия.

Наткнувшись на непробиваемую стену, воз­двигнутую самодовольной особой на пути его душевного порыва, Лямзин не преминул заме­тить:

— Слушай, — ехидная улыбочка заиграла на губах старшего опера, — я иногда поражаюсь, что ты, в век всеобщей компьютеризации, капи­тализации и долларизации, корпишь над этими пробирками за мизерную плату, а не стоишь где-нибудь на Тверской, в поисках денежного клиента.

Поправив сбившуюся челку, девушка нерв­но передернула плечами и отозвалась, вложив в слова изрядную порцию змеиного яда:

— На Тверской таких много, а здесь я одна. Может, мне приятно смотреть, как ты и подоб­ные тебе пускают тягучие слюнки. А в финансо­вом плане меня все устраивает, —- Маша звонко и непринужденно засмеялась. — Спонсоры по­могают не помереть с голоду.

Желая отыграться за моральную пощечину, Антон задумчиво протянул:

— Вот честное слово, что любви я не ощу­щаю, но... Боже мой, как я тебя хочу, как я тебя хочу...

Она не обмолвилась ни словом, а лишь, над­менно хмыкнув, развернулась, поплыла по ко­ридору и вскоре скрылась за массивной дверью лаборатории.

Проводив взглядом стройную красотку с ли­цом фотомодели, фигуркой манекенщицы и ха­рактером уличной потаскухи, Антон медленно развернулся и зашагал по гулкому коридору; в глубине души он все же надеялся, что когда-ни­будь затащит в свою холостяцкую кровать эту сногсшибательную блондинку.

Глава 2

К полудню дождь усилился — вместо моро­сящей капели на город обрушился шквальный ливень с пронзительным, прямо-таки штормо­вым ветром. Если еще час назад прохожие обхо­дили мелкие лужи или перешагивали через них, то теперь были вынуждены искать редкие ост­ровки относительной суши, передвигаясь сует­ливыми прыжками.

По мокрому тротуару, надвинув на глаза се­рую кепку и засунув озябшие руки в карманы спортивной куртки, брел молодой человек уны­лого вида лет двадцати семи. Среднего роста, щупленький и какой-то нескладный, он больше походил на студента математического вуза, чем на того, кем был на самом деле. Со стороны ка­залось, что парень решительно не замечает ни проливного дождя, ни хлюпающей под ногами жижи, ни старающихся скрыться под первым попавшимся навесом пешеходов.

Его лицо казалось растерянным и утомлен­ным, как будто он провел бессонную ночь за со­ставлением хитроумных алгебраических формул. И только острые колючие глазки, внимательно ощупывающие дождливую улицу и фигуры пе­шеходов, были живыми и сосредоточенными.

Зябкая дрожь, вызванная неожиданным по­рывом холодного ветра, пробежала по его телу, и он втянул голову в сутулые плечи, повыше приподняв мокрый воротник легкомысленной кур­точки.