Империя страха

Стараясь сохранять на лице абсолютное спо­койствие, девушка охотно отозвалась:

— А я и не волнуюсь. Просто хотелось бы получить хоть какие-нибудь объяснения. Между прочим, — она кокетливо поджала губки, — крайне неприлично беседовать с дамой, не на­звав собственного имени.

На этот раз господинчик искренне заулы­бался, довольный столь учтивым обращением, и произнес:

— Можете называть меня Васей, а его, — толстый палец ткнул в грудь долговязого това­рища, — Петей или как вам будет угодно. Сегод­ня мы будем отзываться на любые имена.

— Пусть будет Вася и Петя, — охотно согла­силась девушка, откидываясь на мягкую спинку дивана, — а как вы собираетесь сообщить Анто­ну о моем похищении? Телефона ведь на даче нет.

Крепыш так и сиял от переполнявшего его душу превосходства над ней, вслух же он заме­тил: .

— Это даже проще, чем вы можете себе представить. — Он сделал короткую паузу, потя­нувшись к картонной коробке с толстыми сига­рами. — Я сейчас отправлюсь к вашему прияте­лю и лично извещу его обо всем, выдвинув кое-какие требования.

Маша смерила собеседника испытующим взглядом, как будто хотела убедиться в крепости его плотно сбитого тела, и произнесла, вложив в интонацию ироничную любезность ядовитой кобры:.

— Вы считаете себя бессмертным? Или у вас имеются запасные конечности, — она изде­валась над похитителем и не стремилась это скрыть, — потому что эти вам наверняка пере­ломают?

Мужчина улыбнулся — слишком ласково, чтобы улыбка была и в самом деле искренней, и сказал — слишком снисходительно, чтобы это могло быть правдой:

— Я нисколько не боюсь ваших товари­щей. — Он замолчал, поднося зажженную спич­ку к сигаре, при этом его пальцы едва заметно подрагивали. — Вы, как мне кажется, явно не­дооцениваете собственные прелести. Ну какой самец решится пожертвовать этим миловидным личиком, этими стройными ножками и столь роскошным бюстом ради никчемной позоло­ченной цепочки, которой грош цена в базарный день. И поверьте, что я смогу убедить вашего дружка не делать лишних движений, потому как все в этом мире призрачно и зыбко — в том чи­сле и женская красота.

В прозвучавших словах не было откровен­ной угрозы, но тон, каковым было сделано это заявление, заставил девушку нервно поежиться. Совершенно неожиданно на нее накатил жут­кий, всепоглощающий страх, буквально прони­зывающий насквозь все ее трепетное естество. Маше даже почудилось, что она явственно ощу­щает, как зашевелились на голове волосы, со­бранные в тугой пучок.

Ее состояние не укрылось от пристального взгляда крепыша, который не замедлил сказать:

— Я вижу, что вам страшно. Не бойтесь — я просто уверен, что с вами ничего не случится. Петя, — он вновь ткнул пальцем в грудь молча­ливого спутника, — конечно, не прочь был бы с вами порезвиться, но он, к счастью, умеет отли­чать деловую необходимость от собственных, меркантильных интересов. Если же со мной что-нибудь случится, то вам не позавидуют гугено­ты, убиенные в ночь святого Варфоломея.

Последнюю фразу мужчина произнес без тени улыбки — жестким, абсолютно серьезным голосом.

Маше показалось, что земля уходит у нее из-под ног, — дрожь в теле усилилась, а к глазам подступили предательские слезы. Но девушка изо всех сил стремилась скрыть обуявшие ее чувства. Она натянуто улыбнулась:

— Спасибо за предупреждение, буду знать, к чему себя готовить.

— Не за что, — отозвался ее вальяжный со­беседник, придав лицу привычное высокомер­но-насмешливое выражение.

Затушив в хрустальной пепельнице недокуренную сигару, он поднялся, направляясь к вы­ходу, но прежде чем за ним закрылась дверь, крепыш учтиво поклонился:

— Желаю приятно провести время.

* * *

За окнами сгустилась непроглядная тьма, а по стеклу хлестал беспощадный дождь, наводя уныние на сидящих у растопленного камина мужчин.

Спокойнее ъсех выглядел Чижов — откинув­шись на спинку кресла, он неторопливо потяги­вал из бутылочки холодное темное пиво, искоса поглядывая на потрескивающие дрова.

Наконец Антон не выдержал тягостного молчания и нервно выпалил:

— Ну что же делать?! Машу похитили вместе с картиной, а мы сидим здесь и греем свои зад­ницы...

— Не кипишуй, корешок, — натянуто улыб­нулся вор, — от того, что ты начнешь бегать из угла в угол и рвать на жопе волосы, ничего не прояснится. Надо ждать.

— Чего ждать? — Лямзин уставился на при­ятелей горящим злобным нетерпением взгля­дом. — Когда с ней что-нибудь случится?!

Опорожнив до дна бутылку, каскадер поста­вил ее на пол и тихо, но отчетливо произнес:

— У них есть картина, но нет цепочки. Зна­чит, они, — он сделал ударение на последнем слове, — захотят выменять Машу на эту недо­стающую деталь. Будем ждать.

Закончив короткий монолог, Иваныч потя­нулся за следующей бутылкой, которая мирно дожидалась своей очереди на круглом ломбер­ном столике.

— Ну и попал же я с вами, как лох под кида­лу, — задумчиво процедил Гвоздик и добавил: — Раньше я плохо относился к мокрушникам, но есть чуйка, что скоро и сам начну валить быков, как лес на делянке. Тоже мне, вор называется...