Империя страха

Четверо крепких парней проворно подско­чили к майору и Ване и в мгновение ока защелк­нули на их запястьях наручники.

И тут раздался звон выбитого стекла. Все, кроме Иваныча и Антона, посмотрели на окно и невольно вздрогнули, заметив, как на фоне се­рого неба появился резко очерченный силуэт мужчины, до этого скрывавшийся за сдвинуты­ми портьерами.

Это был Белецкий. К нему тут же бросились двое комитетчиков, но он опередил их:

— Не спешите, господа. Я обладаю почти дипломатическим иммунитетом, являясь граж­данином Соединенных Штатов Америки, и ра­ботаю на одну очень солидную телекомпанию.

Голос Артема звучал надменно и уверенно:

— Только что мною был отснят факт кор­рупции или даже предательства, если хотите, ко­торый обязательно будет доведен до руководства вашей страны и обнародован в средствах массо­вой информации всего мира.

Не думаю, что ваш Президент погладит вас по головке или даст конфетку, когда к нему официально обратится Конгресс США и лично Президент моей страны.

Бравые ребятки замерли как по команде — им явно не хотелось стать участниками между­народного скандала. Но их недоумение было ничем по сравнению с неописуемым бешенст­вом, в которое пришел Кудряшов.

Рявкнув так, что затряслись остатки окон­ных стекол, он приказал:

— К черту его дипломатический иммунитет! Обыщите его и найдите кассету. Посмотрите в видеокамере... — полковник указал на стоящую у ног журналиста профессиональную камеру.

И вновь властный голос Белецкого остано­вил их:

— Если вы слышали звук разбитого стекла, то могли и догадаться, что я сделал с пленкой, — он посмотрел на циферблат наручных часов и удовлетворенно закончил: — Мой человек подо­брал кассету и сейчас уже проехал, я надеюсь, километров пять... ну, может быть, три. Он у меня послушный и самый расторопный сотруд­ник.

Журналист нагло уставился на контрразвед­чиков, как будто хотел подчеркнуть всем своим видом, что нисколько их не боится.

— А теперь, пожалуйста, обыщите меня, — благосклонно разрешил Артем и не забыл тонко подметить: — Но это только усугубит ваше и без того дерьмовое, должен вам сказать, положение.

Не верить словам журналиста было просто невозможно, но полковник решил удостове­риться в правдивости услышанного, поэтому связался по рации с сидящим в машине сотруд­ником:

— Двойка, я Единица. Доложите обстановку.

— Все спокойно, — послышался в ответ уг­рюмый бас.

Кудряшов заметно повеселел, но не спешил с выводами, а уточнил:

— За последние пару минут было какое-ни­будь движение?

Помолчав несколько секунд, как будто на том конце провода усиленно обдумывали ответ, радиостанция отозвалась лаконичным докла­дом:

— Недавно из окна квартиры вылетел ка­кой-то плоский предмет вместе с осколками разбитых стекол. Я хотел посмотреть, что это, но не успел. Откуда-то появился бегун в спортив­ном костюме и пронесся мимо меня. Когда я по­дошел к дому, предмета уже не было, — говоря­щий замялся. — А что? Что-то не так? Я думал, это издержки задержания...

— Придурок! Дебил безмозглый! — не своим голосом заревел Родион Семенович, рискуя по­вредить своим криком чувствительную мембра­ну передатчика.

После необузданной вспышки ярости на пол­ковника навалилась смертельная усталость. Он обвел невидящим взором присутствующих и лишь после этого тихим шепотом произнес:

— Снимите с них наручники и убирайтесь. Подчиненные в недоумении уставились на

шефа, не понимая произошедшей перемены в его поведении.

Кудряшов же, заметив, что никто не спешит выполнять его приказ, в очередной раз рявкнул:

— Вон, я сказал!

По-видимому, его подчиненные понимали только такой язык, так как, ловко отстегнув брас­леты, они торопливо покинули квартиру.

Когда в комнате остались лишь прежние участники столь неожиданно повернувшейся для него беседы, Кудряшов спросил:

— Что вы хотите, чтобы я сделал для вас? Чижов, потирая пережатые наручниками за­пястья, спокойно ответил:

— Мы уже перечислили свои требования, а вам надлежит их просто неукоснительно выпол­нить...

— И не забудь, Кудряшов, — вставил свое слово Антон, — что наша жизнь теперь для тебя дороже твоей собственной. Если с нами что-то случится, то над твоей головой соберутся грозо­вые тучи.

Потупив взгляд, полковник вымученно про­бурчал:

— Не глупее тебя буду. Но откуда я знаю, что вы не броситесь сразу же после нашей встре­чи разоблачать меня?

— Резонный вопрос, — улыбнулся Иваныч и охотно пояснил: — Как только информация просочится в прессу, наша жизнь будет стоить ровно столько, во сколько оценивается загнан­ный на бойню бычок. Какими бы потерянными мы ни казались, но на кладбище нам торопиться рановато. Я бы еще покоптил воздух лет эдак пятьдесят, ну на худой конец тридцать пять, а ты?

Последний вопрос был обращен к Лямзину, на что тот лишь утвердительно кивнул, воздер­жавшись от комментариев.

В последний раз окинув ничего не выража­ющим взглядом просторную гостиную, полков­ник направился к выходу, бросив через плечо: