Таким образом, считали в Вашингтоне, можно попробовать обуздать экспансионистскую и авторитарную природу этой страны. В начале перестройки преобладали сторонники второго взгляда на Россию. Они судили об ее развитии по тому, как в ней создавались и функционировали традиционные институты демократии. Однако то, что эти институты быстро стали функционировать вопреки своим демократическим предназначениям, вносило немалое смущение в их души, взгляды и теории. Как результат, особенно после крымских событий, в США верх стали брать сторонники иной точки зрения, которые призывали судить о России (как, впрочем, и любой другой стране мира) почти вне зависимости от того, что происходило внутри ее, какова там идеология и расклад сил, а делать упор только на анализ ее внешнеполитических шагов. Таким образом, позиции традиционных реалистов в политике США постепенно брали верх над позициями идеалистов. Впрочем, никто, естественно, не гарантирует, что последние рано или поздно не сумеют отыграть свои позиции назад.
То, что «экспансионизм всегда присутствует в загадочной русской душе», а «Россия — страна, которая может мирно жить сама с собой, только непрерывно расширяясь территориально», стало отправными точками этой идеологии и отношения к России. Ни распад СССР, ни падение мирового коммунизма, ни роспуск Варшавского блока и т. д. не изменили скептического отношения многих представителей правящей в США элиты к России как государству. На мой вопрос: «С кем же США боролись в годы холодной войны — с коммунизмом или СССР?», который я постоянно задаю разным представителям истеблишмента Америки — от президентов до конгрессменов и мэров городов и политических экспертов — наиболее частый ответ, который я слышу до сих пор: «Конечно, мы воевали с СССР». Хотя потом изредка следуют уточнения насчет коммунизма, картина мира закончившейся холодной войны для многих осталась незыблемой — СССР был врагом. В какой степени врагом США сегодня является Россия — для многих в Америке неочевидно. Однако представлять некоммунистическую Россию как некий антипод коммунистического СССР они не готовы. Кто может — берет паузу для ответа, кто не может — судит по Крыму и Восточной Украине. Понятно, что ни в какой стране мира политики паузу брать не могут.
Кстати, примерно такие же рассуждения можно наблюдать в Соединенных Штатах в последние годы в отношении другой растущей мировой державы — Китая. Однако здесь американское общественное мнение проявляет гораздо большую сдержанность. И неудивительно — объем торгового товарооборота между двумя странами не оставляет места для политически рисковых шагов ни той, ни другой стороне. В американо-китайских отношениях создана мощная финансовая подушка безопасности. Настолько мощная, что она принудила власти США снизить накал критики Китая в области прав человека, а также решительно воспротивиться идее независимости Тайваня. Люди, компании и страны в американо-китайских отношениях зарабатывают деньги. В американо-российских отношениях деньги только теряются. Но даже в далеком от внешней политики общественном мнении США есть инстинктивное понимание того, что нельзя сразу раздражать обе страны — и Россию, и Китай. А вот играть на их противоречиях можно и нужно. Как это делать — вопрос пока открытый.
Напомню, что на протяжении всей второй половины XX века Соединенные Штаты в большей или меньшей степени придерживались в отношении СССР политики, предложенной еще в 1946 году Джорджем Кеннаном в «длинной телеграмме» в Вашингтон, где он обосновал невозможность нормального сотрудничества с СССР и изложил принципиальные позиции США в отношениях с Москвой как политику максимального сдерживания советской экспансии без прямого вооруженного противостояния США и СССР. Однако все эти годы американцы не переставали считать, что логика советской политической жизни, идеологический фанатизм, пренебрежение ценностью человеческой жизни и необходимость поддержания лояльности в своем социалистическом блоке может подтолкнуть советские власти к войне против Запада, даже ядерной, позволяющей уничтожить противника даже ценой собственного краха. Справедливости ради надо сказать, что такая же уверенность в агрессивности Запада, особенно США, была и у подавляющей части советского общества, а также у руководства СССР. Однако реальной войны все же не хотел никто, и любое приближение к ней каждый раз до предела активизировало переговорный процесс между Москвой и Вашингтоном.