Империя свободы

С другой стороны, конечно, США воспринимают себя как «универсальную нацию», то есть нацию, основанную не на одном конкретном этническом начале, а на уникальной комбинации многих компонентов, взятых из разных частей мира и из разных этносов. Все современные великие державы и империи обладали таким же чувством к самим себе — от Британской империи до Советского Союза. Поэтому американцы (как в свое время граждане СССР) верят, что им как раз чужд традиционный национализм и псевдопатриотизм, разлитые сегодня по всему миру. Например, патриотизм, характерный для мононациональных государств, пусть даже и обладающих демократическими институтами, типа Франции. Такие национализм и патриотизм носят, как уверены американцы, негативный характер, ибо видят заботу о мире только как вынужденное приложение к заботе о своей стране или нации. Американцы упорно верят, что у них все по-другому: в силу природы американского государства их патриотизм, да и национализм тоже, носит прогрессивный характер, ибо является результатом всего лучшего, что есть в мире и что собрано в политической культуре США.

Американец при всех своих культурных и образовательных ограничениях, своей «домашности» считает себя в немалой степени человеком мира, даже, если хотите, космополитом, то есть человеком, который вместил в себя все человечество, а не просто свою нацию с ее национальной историей и этнической культурой. Патриотизм любой отдельной нации в таком случае действительно выглядит отчасти эгоистичным, направленным только на себя. Американский патриотизм (как и в свое время советский), напротив, направлен, мол, на весь мир и не является эгоистично-прикладным.

Отсюда снова вытекает, что, во-первых, американцу есть определенное дело до всего человечества, которое, таким образом, попадает в сферу его естественных интересов, а во-вторых, опять приводит американскую политическую мысль к исключительности и незаменимости собственной нации. Особенно быстро такой переход происходит сегодня, после исчезновения другой страны, исповедовавшей столь же глобальный подход к патриотизму и национализму под названием «пролетарский интернационализм», то есть Советского Союза. Но в отличие от него американский патриотизм не носил и не носит никакого классового характера и распространяется на все человечество без исключения. Более того, в отличие от этих же понятий, принятых в дореволюционной России, американский национализм совершенно не содержит религиозных черт. Вашингтон отнюдь не стремится сменить Москву в качестве очередного — четвертого или пятого — «Рима», а старается добиться того, чтобы «универсальные ценности» стали достоянием всего мира. Забывая — добавим справедливости ради, — что эти предлагаемые всем «универсальные ценности» в большинстве своем не просто западные, но, как правило, сугубо американские.

Таким образом, мы возвращаемся к идее «глобального патриотизма», где Соединенные Штаты выступают примером, образцом и моделью для всего человечества. Часть американской элиты однозначно поддерживает эту концепцию, чем, безусловно, напоминает СССР и другие «миссионерские» нации и страны. Так или иначе, но американцы — или, по крайней мере, их немалая часть — зачастую представляют себя на передовой линии прогресса человечества. Иными словами, не «четвертым Римом», а «первым Вашингтоном».

Речь, как правило, идет не о культурном, историческом или национально-этническом превосходстве американцев, но о превосходстве их демократических идей и принципов, превосходстве американской государственной системы и образа жизни. Американцы действительно ни в коем случае не считают себя чисто по-человечески лучше, умнее, образованнее других наций и народов. Но они убеждены, что им удалось построить самое лучшее в мире государство и создать систему, в наибольшей степени отвечающую чаяниям и желаниям простых людей. До сих пор, по моему мнению, это государство остается очень эффективным, отлаженным и весьма работоспособным. Американское демократическое государство — при всех его недостатках, новых и старых проблемах — это американский бренд № 1, и близко не имеющий пока достойного конкурента в мире.

Конечно, тут есть определенное идеологическое противоречие, которое сами американцы, если и видят, то объяснить или тем более разрешить не в состоянии. Оно заключается в том, что «универсальные принципы», которые американцы пытаются распространить на весь мир, никак не согласуются с фундаментальной американской мыслью об «исключительной американскости», присущей лишь Соединенным Штатам и их системе ценностей. Америка хочет влиять на мир, но, как я уже не раз писал, она не очень хочет обратного влияния этого мира на Америку. Не может же, дескать, наша страна — образец и модель для всех — испытывать влияние далеких от этого образца стран. Это, мол, цивилизационный нонсенс. Оксюморон, если хотите.