Империя свободы

Другими словами, Соединенные Штаты действуют в соответствии со своей природой, историей и политической культурой. И не скрывают этого. В этом смысле они действительно сильно напоминают Римскую империю или Советский Союз, который тоже ставил своей задачей переделать мир и тем самым принести в него гарантированные всем счастье и благополучие, справедливость и гармонию. Советский Союз действовал под влиянием сильнейшей в то время доктрины коммунизма, которая, как известно, зародилась в Западной Европе и была привнесена в царскую Россию соответствующими политическими силами извне. В свою очередь, СССР привносил — в том числе силовыми методами — эту модель в другие страны и активно занимался социальным конструированием в глобальном масштабе. Когда говорят, что холодная война была противостоянием двух мировых общественно-политических систем, то это, безусловно, соответствовало действительности. Можно также добавить, что обе системы активнейшим образом и зачастую крайне беспардонно занимались политическим конструированием в других странах. Сегодня выжила одна из них, она считает себя историческим победителем, что и дает ей — как считают адепты данной идеи — моральное право продолжить моделирование и конструирование в одиночку. Тем более что весь мир теперь так или иначе стал полем ее деятельности, площадкой для экспериментов. Политическое Лего, которым заняты США внутри себя со дня своего основания, будет, безусловно, продолжаться на глобальном уровне.

Важно помнить, что миссионерское мышление, идея «распространения демократии» по миру вообще не является американским продуктом, тем более не является американским продуктом периода холодной войны, но появилась задолго до этого. Еще после Первой мировой войны тогдашний президент США Вудро Вильсон, который был огромным моралистом и морализатором, выдвинул программу всеобщего мира, где говорил о высшей справедливости, правах человека, демократии и свободе. Но экономический кризис, накрывший весь западный мир в конце 1920-х — начале 1930-х годов, остановил эту теорию. Но и до сих пор это важная часть исторического видения, миссионерской природы американского общества. Они верят, что у них есть «правильный политический конструктор», из которого рано или поздно можно сложить демократию почти в любой части земного шара. Надо только приложить усилия и набраться терпения.

В этом смысле американцы могут считать себя «современными римлянами», то есть великим ассимилирующим другие народы, культуры и политические системы народом. Причем, как я уже сказал, ассимилирует он их не на основе этнического происхождения или главенствущей религии, не на основе расовых характеристик или языка, а на основе культуры, в первую очередь политической культуры метрополии, которая начинает распространяться на все провинции империи. Более того, у многих американцев есть глубокое убеждение, что каждый человек в мире — потенциальный американец, а место его рождения (вне Америки) — несправедливость, которую он (или она) хотели бы исправить. И Америка должна дать им такую возможность. Это тоже похоже на идеи, владевшие многими империями — от Римской до советской. Если какая-то нация мира ведет себя не так, как, по мнению американцев, надо себя вести, это означает, что с ней, вероятно, что-то не так и ее людям надо помочь. Или это очередная аморальная «империя зла», с которой надо бороться. А поскольку Соединенные Штаты — относительно молодая страна и нация, то «пассионарности», говоря словами Льва Гумилева, во всех отношениях им не занимать. Каким будет исторический итог как для мира, так и для самих Соединенных Штатов — остается только догадываться.

Глава 6. Страна меньшинств

Активное меньшинство, безразличное большинство

Справедливости ради надо сказать, что в первую очередь свои реформаторские усилия американцы направляют на себя, на свою страну. Америка представляет собой обширный полигон для собственных политических экспериментов. При всей своей консервативности и стабильности это очень динамичная страна. Иногда мне кажется, что слишком динамичная. Авантюристская природа американской истории и всего общества часто стимулирует желание той или иной группы американцев придумать что-то, что отвергает сложившийся порядок, привычный ход событий и вещей. Некий «революционизм» есть в натуре американца — но не яростный, кровавый, все сметающий на своем пути, как, скажем, это было в России 1917 года, а своего рода «холодный революционизм», никогда не перерастающий в горячий, но позволяющий постоянно поддерживать в тонусе общество, элиту и власть.