— Вот скажи мне, Харламов, как так вышло, что в Оренбурге вас укомплектовали не просто хорошо, но и с большим запасом. Люди, которые вас укомплектовывали, вполне отдавали себе отчёт в том, что вы едете на войну. В Индию. Вы от Империи получили всё. В твоё подчинение вверено штурмовое отделение. Десять человек. Хорошо обученных. Каждый из них стоил Отечеству кучу денег. И вот, вверенное тебе подразделение, прибывает в располагу полка почти голое и босое. Объяснись.
— Товарищ поручик…
Особист холодно одёрнул:
— Я тебе, Харламов, не товарищ. Ты, унтер, ещё пороху не нюхал, так что обойдёмся уставным «господин поручик». Отвечай по существу.
Тот сглотнул и затараторил:
— Господин поручик! Непредвиденные обстоятельства вынудили…
Он что-то долго говорил, пока офицеру не надоело.
— Нет, Харламов, побасёнки свои оставь для барака в штрафбате. Уверен, у тебя там найдутся благодарные слушатели. Такие же идиоты, как и ты. Ты меня утомил, так что дело твоё я передаю в трибунал. А бойцы твои… бывшие… поедут в Африку. Там им будет над чем подумать. Если время свободное у них найдется.
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. ОКРЕСТНОСТИ НОВОГО ЦАРЬГРАДА. ИМПЕРАТОРСКИЙ ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «МИШКИН». 11 января 1938 года.
— Как отвратительно в России по утрам… — напел я популярную в моё время песню и сладко потянулся.
Я — патриот своего Отечества и могу петь про него всякие гадости. Имею право. Это моё Отечество. Остальным же пасть порву за такое.
Зеваю.
Нет, я вовсе не с большого бодуна (а жаль), просто работал всю ночь над бумагами. Трац-бац и наступило предрассветье. Ложиться уже было глупо.
Дела-дела. Навалилось всё как-то. А, может, просто старею.
Свежо сейчас во дворе. Холодно, откровенно говоря. Но, вот, захотелось подышать.