Империя тишины

– Так мы договорились? Не могли бы вы придержать этот корабль до того момента, пока я не покончу с делами в Боросево?

Она уже собиралась ответить, но я многозначительно поднял палец:

– Прежде чем мы продолжим, скажите честно: у вас есть полномочия, чтобы заключить такую сделку? Или мне следует вызвать плюрипотентного логофета?

У меня на родине вызванный логофет получал в таких случаях комиссионные не от покупателя, а от продавца. Это предотвращало откровенный грабеж или, по крайней мере, уменьшало аппетиты торговцев, и пользовались такой привилегией только палатины и патриции.

Гила поклонилась с неожиданным изяществом.

– Я не знала, что вы палатин, сэр, – она застыла в поклоне, – примите мои извинения, – и, помолчав секунду, хмуро продолжила: – Графство может совершать сделки с внепланетным имуществом, но, как справедливо заметила ваша милость, у меня нет таких полномочий.

Я кивнул:

– Пока это все, что я хотел знать. Так вы придержите корабль для меня?

– Его еще не отремонтировали, – сказала она, заламывая короткие толстые руки. – Он не выставлен на продажу. Пока не выставлен.

– Отлично! – воскликнул я с таким видом, будто вопрос решен. – Это хороший участок. Моя семья владеет им уже не одно поколение.

Я бросил быстрый взгляд на Хлыста, но выражение его лица оставалось неопределенным.

– Видите ли, отец передал мне его, когда объявил наследником моего брата, – произнося эти слова, я не смотрел на Гилу, понимая, что отец поступил бы точно так же.

Даже если он заблокировал мои активы после того, как я сбежал, записи в перстне по-прежнему подтверждают мое право собственности. У него нет возможности их изменить. Кольцо заключает в себе силу и авторитет моего дома и моего имени. Если я дам какие-то обязательства, по закону дом Марло должен будет их выполнить. Поэтому продавец не станет задерживать мой отъезд; это привилегия палатинов – пользоваться таким доверием при заключении сделок, и в то же время их долг – выполнять обещания, скрепленные фамильным перстнем. А следить за выполнением должна та самая инквизиция, встречи с которой я старался избежать.

Однако отец наверняка опротестует сделку. Я не сомневался, что он переписал на себя эти владения сразу после моего исчезновения. Даже надеялся, что он так и сделал. Тогда Эмеш не получит никакой выгоды от всей этой истории. Больше того, я буду уже на корабле, на пути к границам Империи, прежде чем Гила или здешний плюрипотентный логофет поймут, что произошло, прежде чем известие об этом дойдет до Делоса и моего отца. Капелла появится здесь и выяснит, что ремонтники не только способствовали моему побегу, но перед тем выбросили пропавшего лорда Марло из корабля. Одним ударом я приобретаю корабль в обмен на земли, которыми уже фактически не владею, и отомщу тем людям, которые оставили меня умирать на улице и украли письмо Гибсона.

Это будет идеальная месть, если только все пройдет как задумано.

Глава 40 Монополия на страдания

– Ты мог бы рассказать об этом! – прошипел Хлыст, когда мы вышли с территории мастерской.

Солнце стояло почти в зените, и его свет обрушился на меня, как град кулаков. Я достал краденые темные очки и водрузил их себе на нос, а потом, втянув голову в плечи, поспешил через канал к дому. Мне нужно было о многом подумать, но Хлыст не дал мне времени на размышления. Он схватил меня за плечо и повернул к себе:

– Почему ты мне не сказал?

– Что не сказал, Хлыст? – Я не прикидывался дураком и прекрасно понимал, о чем он спрашивает, но не знал, что ответить. – Что я тебе не сказал?

Его щеки пламенели почти так же ярко, как волосы, он стиснул зубы, словно пытался раздавить ими камень.

– Я готов был изображать маркитанта, но ты должен был сказать мне!

Он зажал в кулаке воротник моей рубашки, а потом повторил немного тише:

– Ты должен был сказать, что ты один из них.

Последнее слово он произнес почти шепотом. Я рефлекторно вытянулся во весь рост и посмотрел на него, выпятив подбородок. До этого я не замечал, что он ниже меня. Может быть, просто настолько привык к плебейскому окружению, что перестал обращать внимание на то, какие они маленькие? Сам я не был высоким – по меркам императорского двора, но чувствовал себя тогда настоящим великаном и цеплялся за свой палатинский рост как за символ, каковым он и был.

Но Хлыст не смутился, он больше не был тем испуганным мальчишкой, с которым я познакомился год назад.

С выпученными глазами он ударил меня кулаком по ребрам.

– Я думал, Адр, ты мой друг… – (я до сих пор слышу тот упрек в его словах, вижу, как он оскалил свои не совсем белые зубы), – думал, что ты не станешь ничего от меня скрывать.

Что-то шевельнулось во мне, осколок прежней ярости нобиля, вынужденного вести переговоры с работниками верфи.

– Что скрывать? Это?

Я вытащил кольцо и показал Хлысту. Под лучами убийственного солнца серебро превратилось в бронзу.

– Что ты хотел от меня услышать? – настаивал я.