Империя тишины

Валка оказалась хорошим учителем, а если мне не хватало информации – что случалось крайне редко, – то сэр Эломас заполнял лакуны с изысканной краткостью. То, что я женюсь на Анаис Матаро, когда она достигнет совершеннолетия, неожиданно перестало быть тайной, превратившись в постоянный повод для шуток двух моих компаньонов. Они называли меня «милордом», продолжая заложенную Гхеном традицию насмешливо обращаться ко мне в имперском стиле.

Спустя четыре местных месяца после дуэли с Гиллиамом я шел следом за Валкой и новыми друзьями из исследовательской группы от крыла нашего шаттла в сторону поросших мхом камней, что возвышались над расщелиной Калагаха. Водоросли свисали с белых конструкций из пластика и акрилового волокна, облепивших, словно моллюски, черный камень, отчего возникало впечатление, будто бы мы идем по океанскому дну, а нависшие у нас над головами золотисто-серые облака – это рябящая поверхность моря. На этой широте дули яростные ветры, прочесывая воды и разбрасывая повсюду мельчайшие капли, покрывавшие все вокруг.

Но, по крайней мере, я снова чувствовал прохладу под открытым небом. Эмеш здесь больше напоминал Делос, мою родину. После всех этих лет в дивном новом мире я перестал ощущать гравитацию и вязкий, словно желатин, воздух в своих легких.

– Бел, Марос, на расчистку водорослей! – приказал сэр Эломас, скомкав обертку дешевого шоколадного батончика, и махнул рукой в сторону стоянки. – Я хочу, чтобы через час их сожгли на пляже.

Двое техников безропотно поспешили выполнять задание, а остальные принялись за разгрузку шаттла. Я составил компанию Валке и Тор Аде, безволосой женщине-схоласту из окружения архонта Веиси, стоявшим у подножия одного из базальтовых столбов – гексагональных колонн, изъеденных временем и отбрасывающих жуткие тени на покрытые мхом скалы.

Подул ветер, и здесь, на континенте Аншар, он обжигал холодом приближавшейся зимы. Я поднял воротник короткого камзола и наклонился навстречу бризу, с трудом продвигаясь вперед. Океан, который на экваторе был густо-зеленого, почти гнилостного цвета, мерцал теперь бледным аквамарином под серыми облаками, пылавшими золотом в преломленном солнечном свете. Две женщины стояли под защитой колонны, возвышавшейся над самой расщелиной – глубокой, почти прямой раной в земле. Вспомнив голограммы Валки, я предположил, что мы находимся прямо над развалинами Калагаха и черный глянцевый фасад, впервые увиденный в комнате ксенолога много месяцев назад, врезан в ту каменную стену, поверх которой мы смотрели. От этой мысли у меня сжалось сердце, я так ждал этого момента величайшего откровения, взбираясь на гребень, чтобы взглянуть на останки иной эпохи, раскинувшиеся, словно карта, под моими ногами.

– Понадобится еще около часа, чтобы привести лагерь в рабочее состояние, – сказала Тор Ада.

Она сутулилась и прятала руки в свободные рукава зеленой мантии, пытаясь защититься от холода:

– Нужно было остаться в шаттле. Ветер просто ужасный.

– А мне нравится! – усмехнулась Валка. – Напоминает родину.

Этой родиной, как я выяснил за долгое время, проведенное вместе, были каньоны Эдды, где ветры дули гораздо сильней, чем здесь, вынуждая местных жителей селиться в таких же расщелинах.

– Во всяком случае, это лучше, чем проклятая жара столицы, – вставил я, чувствуя, как мои темные волосы хлещут меня по лицу. – Нам хватит времени сходить вниз, пока все подготовят?

– Думаю, да, – ответила Ада, переминаясь с ноги на ногу.

Мы спустились по грохочущей металлической лестнице, прикрепленной к стене ущелья. Наши с Валкой сапоги громко стучали по сетчатым ступеням, зато шаги Ады казались почти бесшумными, их заглушали завывания ветра. Пелена облаков разошлась, и рубиновый солнечный свет искрящимися полосами падал на серый базальт. Я ощутил абсурдную тоску по своему старому камзолу, который носил дома, представив, как его полы хлопали бы по ногам и какую тень я бы отбрасывал в нем на базальтовую стену слева от нас.

А потом мы пришли на развалины, более черные, чем камни, среди которых они были построены, плавно вписавшись в окружающий пейзаж. Тысячу раз я пытался зарисовать эти постройки, изобразить колонны, арки и наклонные опоры, и каждый раз терпел неудачу. В моем старом блокноте остались шрамы от вырванных листов, немые свидетельства того, что мне не хватило мастерства художника.

Я перестал дышать, воздух высосало из меня вместе с солнечным светом, потому что камни Калагаха оказались темней любого цвета, который мне приходилось видеть, – темней моих волос, темней чернейших из всего черного мундиров Имперских легионов. Вход, приблизительно триста футов в поперечнике, возвышался над западной стеной ущелья, в самой широкой его точке. Ущелье опускалось ниже уровня моря, защищенное каменным выступом, который сдерживал воду большую часть года.