Империя тишины

Что я мог ответить сьельсину? Как найти слова, что-то значащие для него? Я вспомнил истории, которые слышал в детстве. Истории о путешественниках, назвавших свои имена сьельсинам и попавших к ним в рабство, обманутых, как Фауст был обманут хитрым дьяволом, заставившим его продать собственную душу. Только сьельсины не были дьяволами. Им был я. И все же что-то помешало мне сразу назвать свое имя.

– Я тот, кто сражался на войне, начатой не мной. Эта война моя не больше, чем твоя, солдат. Мы получили ее в наследство от наших родителей так же, как и вы. Сдавайтесь, и мы сможем покончить с ней.

Тот же высокий, холодный звук снова заполнил воздух между нами:

– Существо, ты солдат или священник?

Кап-кап-кап.

– Просто человек! – ответил я, продолжая обдумывать свои слова. – Но я единственный здесь, кто может говорить на вашем языке.

Я использовал сьельсинское слово, обозначающее активно действующее существо.

– Человек? – послышался новый голос. – Это что, шутка?

– Никаких шуток, – сказал я и бросил свой дисраптор солдатам, стоявшим у меня за спиной. – Только правда. Вы не хотите говорить со мной?

После недолгого бормотания снова донесся четвертый голос:

– Я иду к тебе. Мы будем говорить.

Я заметил какую-то перемену, не в интонации чужака, а в выборе слов. До этого момента разговор был не равноправный, каждая сторона использовала активные формы, описывая себя, и пассивные – обращаясь к слушателю. Но в последней фразе четвертый голос – принадлежавший, как я предположил, их командиру – применил пассивную форму в отношении себя и своих солдат. Я понял, насколько показательна и красноречива эта перемена. Они потеряли инициативу. До этого момента я даже не догадывался, как языковые формы могут показать согласие, когда все говорят в одном тоне. Будущий схоласт внутри меня пребывал в безмолвном восхищении, но зазвучавший в голове голос отца заглушил этот восторг. Время для него еще найдется.

Обернувшись, я крикнул Бассандеру и Олорину:

– Я буду говорить с их командиром около алтаря.

Если они и были удивлены этой новости, то не подали вида. Через мгновение Бассандер Лин пробрался мимо своих солдат и заявил:

– Я пойду с вами.

– Да, конечно, – кивнул я и посмотрел на свои руки: они больше не тряслись. – Думаю, все должно получиться.

Вечность в молчании. В тишине мира, темноте и одиночестве сердца. В таких случаях мгновения длятся бесконечно, а четыре десятка шагов по гладкому полу превращаются в эпохи. Я шел впереди Бассандера Лина и чувствовал всю тяжесть взглядов чужаков, направленных на нас… на меня. Если сьельсины и возражали против присутствия лейтенанта, то никак не показали этого. Они хранили напряженное молчание, настороженные, как вечные звезды, что притаились где-то за каменной толщей, составлявшей крышу нашего мира. Мы с Бассандером остановились посреди империи тишины.

Затем послышались тяжелые шаги. Один, другой, третий.

Капитан сьельсинов появился из темноты и встал, тяжело опираясь на одну из наклонных колонн, окружавших алтарь. Существо держало свой шлем на сгибе длинной, почти в рост человека, руки. Приближаясь, оно поджало губы и оскалило острые зубы. Ни одно мудрое изречение схоластов не пришло мне на ум, ничего, что помогло бы сдержать ярость или страх. Но я и не нуждался в этом, потому что ярости во мне не было. Как и страха. Я чувствовал ясность. Незамутненность. Готовность. Как только я погрузился в темноту, прочь от света и порядков мира, в котором я прозябал столько лет, все проблемы этого упорядоченного мира унесло прочь.

– Я забыло, как мал ваш народ. – Голос сьельсина был сухим, как солома, как старая кость, лишенная жизненной силы.

Это существо казалось меньше ростом, чем то, в которого я выстрелил из дисраптора в пещере наверху, но все же никак не ниже восьми футов. Непривычные черты лица более заострены, чем у другого сьельсина, глаза скорее раскосые, чем круглые, волосы заплетены в косу, лежавшую на левом плече.

Я остановился, перед тем как ответить, и заметил, что существо прижимает руку к боку чуть ниже того места, где у человека находились бы почки.

– Tuka okarin ikuchem.

«Ты ранено». Я использовал пассивную форму. Существо не стало возражать.

– Eka, – согласилось оно, повернув голову вправо и вниз, а затем добавило: – Ничего серьезного. Основной удар принял доспех. Я могу говорить за свою команду.

– Я верю тебе, – ответил я и показал на лейтенанта. – Сьельсин, это Бассандер Лин, он… – я не смог найти слово, соответствующее званию «лейтенант», – он младший капитан.

Лин услышал свое имя, и мне пришлось повторить для него на галстани.

– Меня зовут Адриан Марло, – обернулся я к сьельсину.

– Адриан… – ксенобит вывернул зубастую пасть, пытаясь произнести мое имя, – Марло.

Существо снова поджало губы, и в белом свете фонаря Бассандера я различил его черные десны.

– Я Итана Уванари Айятомн, ichakta корабля, который вы сбили.

Ichakta означало «капитан». Существо указало пальцем на свод над головой, простонало, зашипев, словно раненый кот, и тяжело привалилось к колонне.

– Вы сдаетесь? – повторил я на сьельсинском.