Что тут еще можно было сказать? Я замолчал, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону, но отыскал взглядом лишь наше тусклое отражение в полированной металлической стене. Я представлял, как то же самое повторяется снова и снова с каждым из пленных, пока последнее существо не впадет сначала в бешенство, потом в безумие и наконец не умрет, израненное, истекающее кровью. Древние считали, что пытки – это не метод, что ими ничего не добьешься. Не скажу, что они были не правы, но сила Капеллы заключалась не в том, чтобы с помощью пыток выяснить правду, даже когда это удавалось сделать. Скорее уж они приучали к страху сильных мира сего, включая и самого императора. А теперь приучали сьельсина.
«Просто уйди в себя».
Я молил неизвестно кого и неизвестно о чем. А затем застыл на мгновение, сообразив, что не перевел последнюю фразу Агари. Не угрожал Уванари, а извинялся перед ним, но никто этого не заметил. «Никто не заметил!» Я мог говорить все, что захочу, мог идти своей дорогой, какой бы они ни была, и получить ответы. Нужно только быть очень осторожным.
– Зачем вы прилетели на Эмеш?
– Я Итана Уванари Айятомн, ичакта корабля «Йяд Га Хигатте».
– Зачем вы прилетели на Эмеш?
– Я Итана Уванари Айятомн, ичакта…
– Зачем вы прилетели на Эмеш?
– Зачем вы прилетели…
– Зачем вы прилетели…
Уванари оторвали семь когтей, прежде чем он ответил, прежде чем произнес одну-единственную фразу:
– Balatiri! Civaqatto balatiri!
«Мы прилетели, чтобы помолиться здесь».
Я выругался, а инквизитор Агари удивленно приподняла брови.
– Оно говорит, что они прилетели молиться, – объяснил я.
Вырванные когти лежали в стальном контейнере на тележке. Сквозь морозный воздух в комнате я уловил металлический запах крови.
Следующий вопрос инквизитора утонул в словах ичакты. Глубокий голос Уванари срывался от боли, но оставался разумным:
– Мы не предполагали, что здесь есть ваши люди. Прыгали вслепую. Мы не знали.
– Не знали? – повторила инквизитор, когда я перевел, и катар по ее сигналу ткнул Уванари шокером.
Существо дернулось от удара током, напрягая мускулы, связанные кожаными ремнями.
– Как вы могли не знать?
Инквизитор резко махнула рукой, и я, уже начав машинально переводить, умолк, наблюдая за тем, как она обдумывала слова сьельсина и набирала запрос на своем терминале. Алгоритм. Прокляни меня Земля, она сверяла свои вопросы с алгоритмом! Обыденность этого факта причинила мне чуть ли не физическую боль. Это была даже не религия. Просто работа.
Инквизитор помедлила еще немного и спросила у меня на галстани:
– У сьельсинов есть религия?
– Я мало что об этом знаю, – ответил я, сожалея, что их бог не может прихлопнуть этот стальной пузырь вместе со мной. – Слово, которым они называют бога, означает… «хранитель». Или «учитель». Это все, что мне известно. К сожалению.
Она взмахом руки приказала мне замолчать. Я чувствовал, как в ее мозгу охотника выстраивалась логическая цепочка. Сьельсины. Развалины. Тихие… Знала ли она об этой гипотезе? Она видела перед собой ксенобита, прилетевшего в мир других ксенобитов. Колонов. И она сделает вывод – правильный или нет. Фанатики из Капеллы, убежденные в превосходстве человека, несомненно, сожгут умандхов живьем, посчитав, что те как-то замешаны в войне сьельсинов против людей. Опять погромы, опять шествия истинно верующих.
– За вами следом должен прилететь кто-то еще?
Кровь капала с семи из двенадцати пальцев, черная, как нефть.
– Нет, – Уванари отрицательно закрутило головой.
Не в силах произнести ни слова, я тоже покачал головой. Инквизитор подняла руку, и катар, вместо того чтобы вырвать сьельсину еще один коготь, отрубил фалангу пальца, до самого сустава. Его напарник положил обрубок в стальной контейнер на скамье около дальней стены, рядом с глубоким выгнутым умывальником. Они действовали без всякой злобы, без торжественности или театральности, просто отсекли палец нажимным ножом. Я почти поверил, что хрупкие кости треснут, и Уванари развалится на части, как разбитая статуя. Но оно только закричало.
– Зачем вы это сделали? – возмутился я. – Оно же ответило вам!
– Слишком легко, – объяснила инквизитор и посмотрела в камеру, словно пророк на своего бога, словно оттуда должны пролиться ответы на все вопросы. Не меняя позы, она дождалась, пока Уванари перестанет кричать.
Когда завывания сьельсина затихли, я обратился к нему:
– Мне очень жаль. Я не знал.
Уванари обожгло меня взглядом, закусив блестящими зубами губу, тяжело раздувая щеки и ноздри. Но ничего не сказало, не захотело ничего говорить.
– Переводчик! Не разговаривайте с допрашиваемым! – снова рявкнула инквизитор.