Я гневно посмотрел на нее, находясь в таком состоянии, что уже совсем не беспокоился о том, что передо мной инквизитор Капеллы, которую, даже будучи палатином, все равно должен бояться. Последние события уничтожили все мое беспокойство. Если бы не ирония судьбы, если бы не моя мать, я сам мог бы стоять сейчас с выбритым черепом, в белых одеждах инквизитора, сам мог бы задавать эти вопросы. Признаюсь, в тот момент меня терзали именно эти мысли, а вовсе не сочувствие к истекающему кровью ксенобиту. Я испытывал странное раздвоение зрения: видел себя и на месте инквизитора, и в тоннеле Калагаха, со станнером, приставленным к голове другого сьельсина.
Инквизитор Агари немного изменила свой вопрос:
– Когда начнется следующее нападение?
Я перевел ее слова, насколько мог быстро, и добавил:
– Я верю тебе, но ты должно сообщить им что-нибудь.
Рано или поздно запись этого разговора просмотрят аналитики легиона, или, возможно, анагносты Капеллы, или логофеты императорского двора. Сделают перевод и обнаружат те слова, которые я сказал от своего имени. Но тогда обошлось без последствий.
Тяжело дыша, Уванари подалось вперед и повисло в своих путах с широко расставленными руками.
– Asvatoyu de ti-okarin, hih siajeu leiude.
– Оно говорит, что не может рассказать о том, чего не знает, – перевел я и отвернулся. От инквизитора, от Уванари и креста, от всего этого.
Краем глаза я заметил, что женщина дернула рукой, и шагнул к ней.
– Одну минуту, пожалуйста! Дайте мне одну минуту! Я попробую еще раз.
Дождавшись разрешающего кивка инквизитора, я повернулся к Уванари и произнес охрипшим голосом:
– Значит, вы не собирались нападать на нас. Ты сказало, что вы прилетели помолиться здесь? Что значит «здесь»? На развалинах?
Я чувствовал, как инквизитор сверлила взглядом мой затылок, и уже решил, что она передумала и сейчас остановит меня, но Агари сдержалась и промолчала.
Наконец Уванари проговорило:
– Ты видел эти развалины.
Его грудь тяжко вздымалась и опадала, бисеринки пота выступили на лбу под костяной бахромой, стекая по маленьким чешуйчатым бугоркам в том месте, где рог переходил в гладкую белую кожу. Я кивнул, затем понял свою ошибку и закрутил головой, имитируя подтверждающий жест, которым пользовалось это существо. Увидев это, Уванари оскалило скальпельно-острые блестящие зубы в гримасе, в которой я начал подозревать улыбку.
– Вы поклоняетесь… тем, кто создал это место?
Я не знал, как по-сьельсински сказать «строители», и поэтому вынужден был импровизировать. Забавно, что эта небольшая оплошность засела в моей памяти крепче, чем все остальное.
Агари за моей спиной недовольно зашумела, я обернулся и сказал на галстани:
– Прошу вас, инквизитор!
Уванари наклонило голову вправо – укороченный утвердительный жест у сьельсинов. Оно поморщилось, а затем повисло на ремнях. Опоры для головы у него не было, и поэтому его гребень свисал между брусьями, к которым крепились руки.
– Ичакта, прошу тебя, – сказал я. – Они пока не сделали ничего такого, что нельзя исправить. Скажи мне, этой планете грозит опасность?
– Veih! – прошипел капитан. – Нет, не грозит. Мы прилетели не к вам, а потому что они были здесь. Боги. Они создали эти пещеры, такие же, как на Se Vattayu.
«На Земле».
Я не сразу разобрался что к чему – слово vattayu означало «земля», «почва», «грунт». На мгновение я представил себе нашу Землю – Богиню Материнского Мира Капеллы, – но тут же отбросил эту мысль.
– Так называется ваша родина?
«Се Ваттайю». Это была новая информация, по крайней мере для меня. Они тоже называли свой родной мир Землей. Через мгновение все встало на свои места.
– У вас на родине тоже есть такие развалины?
Схоласты сходились на том, что сьельсины были подземными существами, и эта теория подтверждалась темным, напоминающим пещеру, внутренним устройством их кораблей и тем трюком с фонарями, который я проделал в тоннелях Калагаха.
– Что оно говорит? – потребовала ответа инквизитор.
Я не хотел отвечать, поскольку понимал, что это может навредить Эломасу и всем, кто работал на раскопках в Калагахе. Навредить Валке. Я представил, как эти неосвещенные тоннели расплавляются в шлак, как залпы атомика превращают изящные арки и неэвклидовые параллели в золу.
– Новой атаки не будет, инквизитор.
– И это все?
– Все, – солгал я.
– Не может быть, – ухмыльнулась инквизитор, сморщив широкий нос.
Она подошла к безмолвному катару, взяла у него шокер и ткнула под ребра Уванари. И продолжала так держать со звериным удовольствием, от которого мне сделалось дурно. Что с ней сделали на Комадде или в каком-то другом месте, где она проходила обучение? Или она всегда была такой ущербной?
– Что вы замышляете, инмейн? Еще одно нападение?..
Она отступила на шаг и ударила тяжелой дубинкой по лицу сьельсина. Уванари охнуло, но не шелохнулось.
– Вам нужны наши люди?
Один из катаров поспешил к Уванари и ощупал руками в перчатках лицо существа, проверяя, не получило ли оно незапланированных повреждений. Вмешательство подчиненного привело Агари в чувство, и она отошла в сторону. Я не перевел ни слова, но она этого не заметила.