Еще один корень тюрко-монгольской имперской формулы обнаруживается в исторических традициях бывших кочевых империй в Монголии и Центральной Азии как тюркских, так и иранских. Важным каналом проникновения иранских политических идей в тюрко-монгольскую среду были уйгуры, в особенности после того как они осели в Восточном Туркестане вблизи провинции Согдиана с ее древней культурой.
Более значимый источник монгольской идеи нужно искать в китайской политической мысли. Можно сказать, что монгольская идея божественного источника имперской власти базировалась на древних традициях и знакомстве с более близкими по времени политическими понятиями, превалировавшими при дворе Кидан и Цзинь. Из этого огромного мыслительного резервуара монгольские родовые вожди конца XII в. извлекли свои принципы действия, и в этой интеллектуальной среде вырос молодой Тэмуджин, чтобы в конечном итоге стать Чингисханом.
Имперская идея не только разожгла воображение тюрко-монголов, но и стала важным фактором их жизни, и Чингисхан был ее воплощением. Поддерживала эту идею и Яса, которая ни в коем случае не может быть охарактеризована как обычное законодательство. Это был императорский закон, сформулированный Чингисханом. Чингисхан подчинил себе все кочевые племена евразийских степей и превратил евразийскую степную систему в одно сплошное кочевническое государство с прочной военной организацией. Перед такой силой ничто устоять не могло. Чингисхан как будто больше значения придавал завоеванию Китая и собственно Азии, чем подчинению Евразии, тем не менее, только в Евразии он выступил как осуществитель исторической миссии, как созидатель и организатор исторически ценного здания и именно территория Евразии стала основным ядром его империи.
Евразия представляла некую географически, этнически и экономически цельную единую систему, государственное объединение которой было исторически необходимо. Чингисхан первым осуществил это объединение, и после него сознание необходимости такого единства проникло во все части Евразии, но это было позже, а тогда все государственные образования на территории Евразии должны были утратить свою самостоятельность и поступить в подчинение владыке степей. Таким образом, Чингисхану удалось выполнить историческую задачу, поставленную самой природой Евразии, – задачу государственного объединения всей этой части света. Он выполнил эту задачу так, как только и можно было ее выполнить, объединив под своей властью степь, а через степь – и всю остальную Евразию.
Но Чингисхан подчинил себе не только всю Евразию, а почти и всю Азию. Однако, если, завоевывая Евразию и государственно ее объединяя Чингисхан совершал дело исторически необходимое и осуществлял вполне реальную, самой природой поставленную историческую задачу, то завоевание отдельных частей собственно Азии не всегда являлось исторически необходимым.
Если завоевание и объединение Евразии было делом созидательным и для самой Евразии в конечном счете полезным, то ни Китай, ни Иран вовсе не нуждались в каком-то внешнем государственном объединении. Это были страны с древними национально-государственными и культурными традициями, с определенными сферами собственного культурного влияния. Тем не менее, соединив их с Евразией, Чингисхан получил возможность ввести в созданную им евразийскую государственность элементы этих старых азиатских культур и использовать, таким образом, культурные богатства и культурное влияние Китая, Ирана и Индии, не только не подчинившись политической власти какой-либо из этих стран, но подчинив эти страны себе. Для Евразии от этого, безусловно, была польза, но по отношению к названным странам такого сказать нельзя, ибо тюрко-монгольское завоевание, выведя отдельные части Азии из их обособленности и ворвавшись извне в их историческое бытие, притормозило их дальнейшее культурное развитие, хотя следует отметить, что отдельные культуры взаимно обогащались благодаря обмену знаниями и духовными ценностями, которые несли находившиеся на службе у тюрко-монголов выходцы из других стран. В свою очередь тюрко-монгольские завоеватели, заняв древнее культурное азиатское государство, неизбежно ассимилировали среди местного населения, принимая их традиции, и каждое конкретное государство вновь становилось тем, чем было ранее, до покорения Чингисханом.
Сила и эффективность армии и администрации дали возможность тюрко-монголам поддерживать более чем столетие после смерти Угэдея контроль над огромными завоеванными территориями.
Разработанные Чингисханом принципы управления империей были восприняты его преемниками и приведены в соответствие с социально-политической структурой и традициям покоренных народов. Эта система позволила тюрко-монголам, стоявшим на примитивном уровне развития, почти 300 лет господствовать над народами, в сотни раз превышавшими их по численности и принадлежавшими к наиболее древним развитым культурам. Поэтому победу тюрко-монголов нельзя считать чудом. Богатые развитые страны должны были уступить динамизму тюрко-монгольских кочевников.