Империя троянов

Константин увлеченно созерцал пятна на стенах, проявляя безразличие к собственной участи. Он и на суде вел себя так же равнодушно, вяло отвечая на колкие вопросы прокурора.

Видел. Пил. Ехал быстро…

На лобовом стекле застыли крупицы человеческого мозга, алые капли сукровицы и клочок оборванной фаты. Зловещий коллаж…

Реальность обрушилась неожиданно, властно, громко, тяжело. Будто потный боец сумо навалился. Пряные запахи ворвались в ноздри, звук обрушился кавалькадой людского гомона, осязание облепило каждую молекулу кожи. Вместе с реальностью в мир пришла боль – расплата за жизнь. Поэтому, увидев свет, младенцы плачут. Боль – сильный аргумент бытия.

Малышев распахнул глаза. После запаха мха и березок спертая вонь человеческого пота и немытых ног шибанула в нос. Будто нашатырь понюхал. Он протер глаза, медленно поднялся на ноги. Вокруг столпились мужчины и смотрели на пришельца, как на чудную диковинку.

– Ду бист вер? – спросил мужик. Невысокий, кряжистый, похожий на ручную гориллу. Его рукава были закатаны по локоть, как у мясника.

Германия. Нацистская Германия. Третий рейх. Пыточная в гестапо. Но почему палач так скверно говорит на языке Шиллера и Гете и смердит от него, как от бомжа!

Константин учил в институте немецкий язык, хоть и был сейчас слегка оглушен, но обратил внимание на грубое нарушение грамматики.

– Гутен таг! – Он поднялся на ноги, быстро обследовал свое тело. Все на месте, только легкий шум в ушах беспокоит вроде того, что появляется при взлете самолета. В сапогах хлюпает вода, и привкус болотной жижи во рту. Палач угрожающе занес над головой пришельца длинный тесак.

– Ду бист вер?!

– Пошел на х…, сука фашистская!

Оба деда Малышева не вернулись с фронта, а бабушка провела три года в оккупированной зоне на Украине.

Все мигом пронеслось в сознании – суд, тюрьма и следы окровавленной фаты на лобовом стекле. Боковым зрением он увидел корчащееся на дыбе обнаженное тело. Когда уходит инстинкт самосохранения, приходит сила. Кулак вылетел как из пращи и припечатался к скуле гориллы. Палач откинулся навзничь, тесак покатился по каменному полу. Подскочил другой, длинный, нескладный, с выступающим кадыком. Константин видел подобный прием в одном фильме и не ожидал, что сумеет применить его в жизни. Режущий толчок сложенными пальцами в пах заставил человека согнуться надвое. Двумя сложенными в замок руками сверху по шее, и долговязый повалился на бок. Сбоку маячил третий. Он пятился к стене, беззащитно закрыв пятерней лицо. Малышев подобрал тесак, замахнулся. Человек закричал тонко, беззащитно, как ребенок или женщина.

– Хальт! Их капитулирен! Сдаюсь, брат, сдаюсь!!! – Он путал русские и немецкие слова.

Ярость ушла так же стремительно, как и появилась.

– Ты русский?

– Подпоручик Евтушок! Цум бефель! К фашим услугам!!!

– Какой это город?! – заорал Костя. – Время какое, индюк?!

– Яволь! Город Питсбург! Подпоручик Евтушок!

– Время!!!

– Зибцейн…

– По-русски говори, баран!

– Семьдесят второй год с начала новой эры! Яволь! – дрожал человек.

– Какой на хрен эры?!

– Эры Троянов…

– Приехали… – упавшим голосом проговорил Малышев.

– Вас?!

– Идиот! Где мы конкретно находимся? Место какое?

– Тюрьма Кресты!

Только этого не хватало!

– Как отсюда выбраться?!

На лице охранника промелькнуло самодовольное выражение.

– Из Крестов невозможно убежать!

– А если я тебе шею сломаю, придурок?!

Он не успел узнать мнение полицая. Распахнулась дверь, и широкий силуэт заслонил проем.

– Ну и натворил ты дел, хлопчик! – проговорил Стрельников, оглядев распластанные тела на полу камеры. За его спиной высовывался Кощей.

– Старшина! – ахнул Костя.

– Так точно! После будем разбираться, как сюда попали. Народец здесь по ходу негостеприимный. Хватай кинжал и шагом марш!

Малышева не пришлось просить дважды. Первым делом он подбежал к дыбе, снял заключенного. Тот мычал что-то нечленораздельное, лицо запеклось от кровавых побоев. На плече синела наколка в виде черепа с переплетенными костями и надпись готическим шрифтом. На раздумье время не оставалось.

– Идти можешь? – рявкнул Стрельников.

– Шняга сучья…

– Приму за комплимент!

Человек довольно быстро очухался, с помощью Малышева освободился от пут. Суставы не были вывернуты! По всему, палачи только приступили к истязаниям.

– Это кича?! – заозирался он по сторонам.

– Кресты это! Тюрьма в Питере!

– Милость за помощь! Не тушуйтесь, волки, сдернем без хлопот!

– Отстанешь – подбирать не будем!

– Слово волка!

Мужчина презрительно хмыкнул, зачерпнул кружку мутной браги из пузатой емкости, вылакал до дна. Капли стекали по небритым скулам. Он громко икнул, победоносно глянул на своих освободителей:

– Чьи бакланы? Кронштадтские?

– Ты выход отсюда знаешь?!

– Кошары, инде всем сдохнуть! – удивленно воскликнул арестант.

Стрельников замахнулся:

– Будешь базарить загадками – башку сверну!

– Не гони, волк! – безбоязненно глядя на могучий кулак старшины, ответил мужчина. – Без меня загнетесь! – хвастливо добавил он. – Кресты что дом родимый!