Империя. Цинхай (СИ)

- Не надо. Ты нужен мне, Джин, ты же мой настоящий муж, - тихо-тихо напомнила она, - ты – моя половинка, моё счастье. Мы преодолеем все трудности, верно? Я запасусь терпением, только ты не забудь меня в постели Цянь…

- О чём ты говоришь! – взял её руки в свои и расцеловал Джин. – Да как же я забуду тебя? Дами, я люблю тебя, люблю больше жизни, я знаю, что нам пришлось нелегко, и всё происходящее… оно давит на нас, и мы оба способны срываться. Но ты права, нам нужно подождать, вытерпеть разлуку. Возможно, нам будет легче не видеть друг друга с кем-то другим.

- Да, ты прав. Это больно ранит, и лучше уж не видеть всего этого. – Дами тоже поцеловала его руку. – Только найди способ хоть иногда сообщать о себе, что у тебя всё в порядке, хорошо? Пожалуйста, Джин, я погибну в неведении, не бросай меня без новостей о себе, не заставляй волноваться.

- Я сделаю всё возможное, Дами, обещаю.

Они поцеловались, и разомкнулись. Медленно расцепив ладони, пока даже кончики пальцев не перестали соприкасаться, они разошлись. Сдерживая слёзы, Дами вышла и деловым шагом направилась прочь. Да, она ещё любила этого мужчину, очень любила. Но если он посмеет быть с нею нечестным, или разлюбит её – она распорядится им по своему усмотрению, использует его, не пощадит. А потом, когда-нибудь, докажет Джиёну, что не так проста и глупа. Решено, с этой минуты она никогда не будет руководствоваться чувствами. Что бы ни хранило её сердце, она заглушит его разумом, пойдёт вопреки душевным порывам, и добьётся того положения, когда станет кем-то, и считаться будут именно с ней, а не с мужчиной, от которого бы она зависела.

========== Золотой ==========

Колышущийся по холмистым степям ковыль серебрил предгорья Датуншаня, на чей хребет ползли типчак и мятлик, подсыхающие и подмерзающие с воцаряющейся осенью. По склонам, буро-серым, с проплешинами трав, перегонщики водили яков. Их тёмная цепочка иногда виднелась вдалеке с третьего этажа, где Дами попивала чай, очутившись в вакууме. Это была до того абсолютная пустота, что её нельзя было назвать ни гулкой, ни плотной. Вокруг будто всё пропало, рухнуло, сровнялось с землёй, и даже ограждающие территорию особняка стены казались призрачными, руинными, несуществующими. Джин уехал с Цянь. Покинул её. Она так хотела избавиться от красавицы Виктории, но кто бы мог подумать, что она увезёт с собой самое дорогое, что было в Цинхае у Дами? Да было ли где-либо ещё у неё что-то более дорогое, чем её любовь, её возлюбленный? Она клала руку на живот и прислушивалась, но плод ещё не шевелился, слишком маленький, чтобы быть заметным, ощутимым. Такая же и она, его мать, ещё слишком маленькая и незаметная, но она будет расти и крепнуть вместе с ребёнком.

В дни, когда солнце не застили облака, гусиными лапами шлёпающие по небу с севера на юг, по маршруту птиц, или с запада на восток, по течению великих китайских рек, рождённых в Цинхае, изгибы гор и пастбищные платформы перед ними желтели, пыльно обрастали песочными оттенками и коричневыми тенями. Как в фильмах Вонга Карвая, которые любил Квон Джиён. Дами сама не знала, с чего вдруг это вспомнила; спроси её прямо, какие фильмы любит брат, она бы не ответила, а вот так, глядя на гордые и ветхие пространства Цинхая, ещё не пустыню, но уже не совсем живой гнейсовый простор, она восстановила давний отрывок из прошлого, где Джиён говорил об этом, и даже смотрел пару картин с ней. Но Дами они не нравились. А понравилось бы Джиёну здесь, неподалёку от Синина? Сам-то он почему-то выбрал яркий и красочный Сингапур, красками больше схожий с кинолентами Чжана Имоу – любимого режиссёра её мужа, Энди. А какие фильмы любила сама Дами? Какую музыку? В отчужденности и одиночестве, накрывших с отъездом Джина, она потеряла какую-то часть себя, и всё казалось одинаковым, серым, безвкусным, приглушенным. Легче стали даваться отношения с Энди, потому что внутри девушки углублялось безразличие. Может, что-то подобное и было опорой мудрости брата? Равнодушие. Но если совсем всё равно, то ради чего бороться, добиваться, стремиться? Только ради себя? Дами пыталась ухватить и примостить к себе эту квоновскую черту, но никак не получалось, будто к драконьей крови всё же влилось плавленое золото, и оно отторгало жестокую холодность, тотальную бесстрастность. Что ни внушала себе Дами, для чувств всё делалось пресным и бессмысленным, и сердце для радости от какого-либо достижения желало возвращения Джина, а до этого иметь смысл отказывалось. Возникнет ли смысл в ребёнке, когда тот родится? Девушка не ощущала пока что в себе трепета материнства, волшебства ожидания, привязанности к тому, что уже было её частью. А если это не дитя Джина? Тогда это совсем чужое для неё создание, она не хотела детей от кого-либо ещё, а ребёнок от Энди – это лишь оружие. Наследник синеозёрных и, по сути, драконов, пока Джиён не надумает обзавестись семьёй. А от него этого ждать не приходится. А если наследница? Девчонка бы многое испортила. Дами нужен сын, при любом раскладе сын лучше. Чей бы он ни был.