Империя туч

Первые поэты не знали, что делают. Они давали голос чему-то, что еще не имело формы, истории, соображения. Затем пришли поэты другого вида: которые уже с самого начала могли охватить рефлексией поэтические произведения давнего вида – в этом сопоставлении, в сравнении открывающие свои образцы, свои повторяемости и семейную похожесть.

Мы же родились для поэзии третьего рода: ради игры этими образцами.

Так что же показывается в таком бессознательно сплетенном миллионами хайдзин (творцами хайку) образце переживания мира в Японии?

Концентрация на мгновении, на "здесь и сейчас". На непосредственном чувственном восприятии. Переживание осуществляется в мгновении, гораздо более кратком, чем его осознание, и в нас всегда входит через внешний вид, звук, запах, прикосновение.

Болезненной мимолетностью этого момента мы всегда расплачиваемся за истину, добытую в переживании. Тем более ценную, чем более жестоко вырывает ее у нас поток времени.

Времени невозможно коснуться, откусить его. Более всего прямо отражается оно в материи изменениями природы. Проток "сейчас" мы помним через чувственные феномены, характерные для данного времени года или поры дня. Восходом, заходом Солнца. Свежевыпавшим снегом. Бодрящей росой. Сочной травой. Опадающими листьями. Птицами одного месяца, насекомыми одного вечера.

Между переживанием и объектом переживания ничего нет. Вообще-то, невозможно полностью скрыть существования поэта, тем не менее, поэт скрупулезно убирает из себя все миазмы интеллекта, сознания, культуры, которые загрязнили бы и исказили правду мгновения – истину, просвечивающую в этом мгновении.

Отсюда и простота, отсюда легкость, отсюда вывод за рамки стихотворения аппарата анализа. Вывод на задний план самого себя. Мы отодвигаемся в одиночество, в уединение, более интенсивное, чем европейское "бытие одиноким в толпе". Его невозможно отделить от сладкой меланхолии бренности, с которой чувства касаются совершенно округлых камешков мгновений.

Вместо анализа, вместо сетки интерпретаций событий – камешек камешек камешек.

камешек

камешек

камешек

Но который из камешков рядом с которым?

Уложишь два переживания рядом – создашь смысл, который не существовал в каждом отдельном переживании.

Нарисуешь рядом один с другим два знака – создашь новый знак, с собственным значением.

Китайские и японские иероглифы образовались путем сопоставления составных символов, более простых, довольно часто – пиктографических. Картинок природы, животных, обычных предметов.

Среди всех образцов и правильностей именно эта регулярность сильнее всего проявляется в хайку: хайку – это сопоставление с собой мгновений-переживаний таким образом, который открывает новый смысл, не выражаемый вне данного хайку.

"Две вещи – потрясение". (Nibutsu shoogeki).

Для слушателя, читателя хайку этот момент изумления-откровения вспыхивает между переживаниями: в этой заостренной словно лезвие катаны линии, отделяющей одну мысль-символ от другой мысли-символа.

В "рассечении", как говорят хайдзин. 切れ, kire.

У японцев имеется целый набор "рассекающих слов", kire-ji. С нашей точки зрения, это даже не слова, скорее, операторы слов, префиксы и суффиксы, ферматы в партитуре. Западные переводчики передают их вопросительными и восклицательными знаками, паузами или же, попросту, перескоком к новой строке.

Подумайте здесь о беззвучном вздохе, проходящем сквозь душу ребенка, когда он впервые увидел радугу, слона, самолет.

Игру в сравнения проводят фигурами имен существительных.

Что мы друг с другом сопоставляем? Образы, состояния, комплексы впечатлений. И даже когда действия – они представлены как существительные: хождение, мышление, засыпание, плавание, падение, рождение, угасание.

Западные наррации-рассказы в значительной степени глагольны. Глагол, очень конкретным способом соединяющий подлежащее с дополнением, накладывает на мир плотный фильтр объяснений и контекстов. Мы уже не замечаем отдельных сущностей (образов, мгновений, впечатлений) – мы сразу же видим связи между ними. Причинно-следственные связи, связи последствий, связи собственности, связи зависимости и ценностности. Так что нам может показаться, что они сами существуют в мире материи – что их видно и слышно.

Не видно. И не слышно.

"Отец оплакивает сына".

мужчина слезы ребенок

"Юноша ожидает любимую".

мужчина молодость место неподвижность женщина сердце

"Велосипедист сбил пьяницу".

человек велосипед движение человек спиртное падение

Рассечение через предложения, рассечения через грамматику и синтаксис.

Мы рассекаем эти резиновые, слизистые ткани, склеивающие один с другим амешки переживаний. Все те наросли культуры, языка, традиций, которые заслоняют обнаженный опыт бытия в мгновении, бытия в мире.

Рассечение разрушает значения, впечатанные в нас тысячелетними играми камешками переживаний. Открывая сами камешки.