— Изображать девушку, — он нарочито медленно поднял руки, взял её за плечи и мягко подтолкнул к стене, вставая между ней и приближавшимся Маклаггеном. — Я почти уверен, что ты справишься.
Если бы сразу же после этого Малфой не засунул ей в рот свой язык, она непременно бы возмутилась.
Но этот гад засунул.
Было странно, немного щекотно, сливочно-фруктово — проклятый сладкоежка — и чересчур остро, будто она набрала полный рот игристого шампанского, внезапно обретшего плотность, наглость и собственную волю. Гермиона попыталась выпихнуть хамский малфоевский язык из своего рта, однако тот был слишком вёртким и вместо этого её собственный язык просто скользнул вдоль, ткнувшись кончиком в его зубы. Стон Малфоя, вызванный действиями Гермионы, вибрацией прокатился по её горлу и звенящими искрами осел в костях, так ударив изнутри по черепу, что она, кажется, тоже застонала в ответ.
Стоило признать, в рамках своего «плана» он действовал… эффективно. Назвать это правильным у неё язык бы не повернулся.
Начни она возмущаться, а именно это было её первым неосознанным — и вторым, уже осознанным — порывом, Маклагген, через несколько секунд после финта Малфоя отдёрнувший драпировку, непременно узнал бы Гермиону и начал выяснять отношения. О последствиях — очередной скандал, вся школа в курсе, чем и с кем она тут занималась — не хотелось даже думать.
А так Маклагген пробормотал что-то вроде «Новые горизонты дружбы факультетов, ха!», кажется, ошибочно приняв её за Джинни, и ретировался, после чего Гермиона оттолкнула Малфоя и со всей силы залепила ему пощёчину.
— Ауч, — он флегматично потёр щёку и констатировал: — Но оно того стоило.
— Да что ты всё время ко мне целоваться лезешь, Малфой? — негодующе прошипела она. — Может, я тебе нравлюсь?
— Может, и нравишься, — неожиданно легко согласился он, и по его лицу расползлась плутовская улыбка. — А может, мне нравится тебя злить. Ты так остро реагируешь, что просто прелесть. Интересно, почему? Может, это я тебе нравлюсь?
Гермиона расхохоталась и вдруг задумалась: а действительно, почему его поведение приводит её в такую ярость? Он не был первым парнем, который её поцеловал, ей даже противно не было, только непривычно, но почему же тогда? Или всё дело в том, что она ощущала себя жертвой, не контролировала ситуацию? Стыдилась своей беспомощности?
— Гермиона? Гермиона, ты здесь? — вдруг снова раздался голос Маклаггена; он, похоже, решил вернуться.
Встречаться с ним лицом к лицу ей всё ещё не хотелось, теперь даже сильнее прежнего. О нет, намного сильнее прежнего. В панике схватив Малфоя за отвороты мантии, она притянула его ближе и поцеловала. Сопротивляться тот не стал — чего Гермиона немного опасалась, — а напротив: активно включился в процесс, чем чуть всё не испортил. Она, не ожидавшая такого энтузиазма с его стороны, удивлённо охнула, чем, похоже, лишь подстегнула.
Малфой, в отличие от неё, совершенно точно не собирался изображать жертву, от неожиданности впавшую в ступор. Он воспользовался предоставленной возможностью на всю катушку, вдумчиво и крайне тщательно принявшись обследовать её рот своим языком; его рука тем временем ползла по спине Гермионы, медленно, но неотвратимо. Он не нащупывал путь, не опасался сделать что-то не так, как было в своё время с Виктором; Малфой просто не торопился, и эта его уверенность пугала не меньше осознания, что ей, кажется, нравилось с ним целоваться.
— Гермиона? — Маклагген раздвинул занавески. — Раздери вас гиппогриф, я был уверен, что слышал её голос. Эй, голубки, вы не видели Грейнджер?
Промычав что-то отрицательное, Малфой резким движением прижал её к себе совсем близко, и она с ужасом ощутила, что процесс, отчасти задуманный как месть, окончательно вышел из-под контроля и доставляет ему большое, скорее даже огромное, удовольствие. Гермиона в панике отпихнула Малфоя и залепила ему вторую пощёчину, симметрично первой, уже не думая о возможных последствиях, если Маклагген всё ещё здесь и обнаружит её, тем более в такой компрометирующей ситуации; но того уже и след простыл.
— Вау… — пробормотал Малфой, блуждая где-то в пространстве расфокусированным взглядом. — Стоило того тысячу раз. Грейнджер, ты…
— Не заткнёшься — я тебя ещё раз ударю, — предупредила Гермиона дрожавшим голосом. В горле комом стояла сливочно-фруктовая сладость.
— Да сколько угодно, — отозвался он хрипло, — только если сначала поцелуешь. Не стоит нарушать сложившуюся традицию.
— Мечтай! — огрызнулась она. — Извращенец.
На что Малфой только демонстративно облизнулся, и её невольно передёрнуло — от отвращения, совершенно точно. Ей ведь не могло действительно понравиться с ним целоваться. Абсолютно исключено. Просто показалось.
Как ни странно, злости Гермиона больше не чувствовала, вероятно, из-за того, что теперь у неё появилась над ним власть — в определённом смысле. Хотя это не делало её каким-то чудесным образом охотником, но и жертвой она быть перестала.