Имперский Грааль

— Пантократор — уникальная планета, в основе общественного устройства которой и самого существования заложена идея. Пантократор служит жизни, а женщины в этом понимают больше. Мы говорим, а они молчат, мы утверждаем, что понимаем их, размахиваем руками, определяем им место в нашей жизни, ну и вообще, а они втихомолку смеются над нами. Разве нет?

— Достижения современной науки таковы, что жизнь способна множиться дальше без разделения на полы, вегетативно. Хотя Пантократор, я слышала, против.

— Пантократор хочет, чтобы мы оставались людьми.

— И что он при этом имеет в виду?

— Пересказать содержимое сотен книг и тысяч философских диспутов я не возьмусь, — Норм смеётся. — Я вам предлагаю самой ответить для себя на этот вопрос. Мысленно. Что такое человек и когда двуногое прямоходящее без перьев и с плоскими ногтями перестаёт им быть? Какие слова вы найдёте, те и будут правильными.

— Таких, как вы, Норм, не сочтите за обиду, называют малоумными философами. Вы не знаете терминов и не можете поддерживать спор, но держитесь за вселенские категории и почему-то в итоге всегда имеете возможность сказать: а я, мол, что говорил? Людей вашей породы некоторые даже считают святыми.

— «Малоумный» — это понятно, но почему вдруг «святой»?

— А потому, что до сих пор не сказали: «а я что говорил?».

— Я так и не понял, мэм, что вы с самого начала имели против?

Эдера смотрит на него испытующе и серьёзно.

— Вы в самом деле желаете, чтобы это было озвучено, чиф?

— Не то чтобы ваша очевидная неприязнь меня волновала, мэм. Есть вещи, которые не стоит принимать во внимание во время исполнения обязанностей. Но вам же самой лучше было бы объяснить свою позицию, иначе вы рискуете, что вас не поймут и истолкуют ваши слова превратным и неуважительным образом. Я достаточно церемонен?

— О, да, чиф, вы безупречны. То, что я скажу вам про вас, вы про себя, без сомнения, знаете, но думаете, что знаете вы один. Думаю, в глубине души вы этого стыдитесь. Я вас прочитала и поделилась с покойным Ставросом, потому что мне было страшно доверять вам оружие и всех этих детей. Вы самоубийца, Норм.

— С чего вы взяли?

— Нет, вы не из тех, кто на каждом углу твердит о суициде, вымогая у окружающих сочувствие и добиваясь того только, что их начинают избегать. Те ненастоящие. Вы из тех, кто молчит, доходит, а после либо пускает луч себе в висок, либо, превращаясь в бешеное животное, открывает пальбу в людном месте, так что его остаётся только застрелить. Скажите, что нет, а я узнаю, солгали ль вы.

Норм смотрит на рдеюшие угли, которые то подёргиваются серым пепельным налётом, то наливаются нестерпимым алым жаром, подчиняясь какой-то внутренней музыке. Человек остаётся человеком, пока сохраняет за собой способность быть приворожённым.

— Так вышло, что я много имел дела с так называемыми биоконструктами шебианского производства. Я хорошо их знаю, даже выдавал себя за одного из них — и мне верили. Их несомненный успех на потребительском рынке знаете, в чём состоял? Они были такие, какие нужно, вне зависимости, покупаешь ли ты солдата, няньку для своего ребёнка или игрушку для любовных утех. Они изготавливались полностью удовлетворяющими заказчика, кем бы тот ни был. С ними легко. Их просто любить, с ними спокойно в бою. Они правильные. Естественные люди в этом смысле намного хуже. На одну помощь от них ты получишь десять проблем. Если вы пытались создать семью, вы знаете.

— Что вы имеете в виду, заговаривая со мной о семье?

— Я продолжаю наш с вами прошлый разговор о личном, как об источнике слабости. Или силы, как посмотреть. Дважды, я говорю, я был близок к тому, о чём вы сказали, оба раза потеряв всё и не имея места для шага вперёд. Да, глядя сейчас назад, я думаю, я мог, но теперь… Теперь — нет. Женщина, которая разговаривала с нами — вы видели? — моя жена.

— Ваша — кто?… Простите.

— …и мать юноши Эстергази, который тоже тут.

— Ну да, я знаю, и у него ещё тут клон. Генетически она мать обоим и может испытывать некие чувства и ко второму.

— Вот и судите сами, каким я должен для неё быть. И нужен ли ей слабый.

— Сильным женщинам мужчины не любят отдавать зарплату.

Норм смущённо хмыкает, как мужчина, уличённый в том, что отдаёт зарплату жене, и ёрзает, ища, как поудобнее опереться спиной на хлипкую фаст-этиленовую стенку. Тьма лежит промозглая и сырая, жар очага превращает холодную сырость в густую и горячую — и только. Озноб от этого не проходит, а так, за углом ждёт.