Имперский корсар

Хотя, откровенно говоря, выглядел он куда лучше, чем прежде. В офицерском мундире без знаков различия, импозантный, гладко выбритый… А ведь обычно недельная щетина была частью его имиджа. Только голос остался прежним, каким-то усредненно-безликим, но это, видимо, профессиональное… Красавец-мужчина неполных сорока лет, от такого просто обязаны млеть дамы, на него с завистью смотрят мужчины. Да и рубка огромного боевого корабля, в которой он находился, как бы говорила: это не кто-нибудь, а о-го-го какая шишка на ровном месте.

– Ну, Базиль, – отсмеявшись и как-то резко, без перехода, став предельно серьезным, усмехнулся Хромой, – я, честно говоря, даже рад, что ты жив. Стало быть, наш общий знакомый Блад до тебя не добрался.

– Я добрался до него раньше, – просто ответил Камнеедов.

– Ха! Я так и подумал. Шустрый ты.

– Ага. А еще резкий, как понос.

– И это тоже. Но, повторюсь, я рад. Хоть ты и русская скотина, но все же человек интересный, а Блад – так, примитив. Кстати, ты знаешь, какая его настоящая фамилия? Нет? Черчилль. Он утверждал, что в родстве с легендарным Винни! Совершенно безосновательно, кстати, род его идет от каторжника, которого в свое время загнали в Австралию перевоспитываться.

Плебей.

Сказано это было с таким презрением, что стало ясно – уж себя-то Хромой плебеем явно не считает. Британцы, что с них взять. По-прежнему кичатся древностью рода. Учитывая, что в Империи все дворянство было новое, основавшее свои рода в период становления государства и последовавших за ним войн, катаклизмов, поиска новых земель и прочего экстрима, длинная череда благородных предков на русского впечатления не произвела. Камнеедов безразлично пожал плечами:

– А у тебя самого-то как фамильё?

– Глостер. Так что я даже в дальнем родстве с королем.

– Мне как, трепетать?

– Не стоит. Поздно уже бояться. Но ты хорошо держишься, Стоун. Как, нашел свой передатчик материи?

– Даже не искал. Мне в него изначально не верилось.

– И правильно делал. Это я его придумал. Нам было нужно сорвать… Впрочем, неважно. Мне куда интереснее другое. Ты жить хочешь?

– Хочу. А скажи, это ты постарался сделать так, чтобы когда я расколол девчонку, подозрения пали на Смита? Оно вообще надо было?

– Да, постарался. Честно говоря, не рассчитывал, что он полетит с тобой. Прикрытие не хуже любого другого. А сделал, наверное, по привычке. Сам понимаешь, она – вторая натура.

– Хитро, но в данном случае бесперспективно.

– Может, да, а может, и нет. Игра-то может иметь разные варианты выигрыша, и ни одним не стоит пренебрегать, это вредно для здоровья. Признайся, а ты ведь его подозревал. Все же указывало, что Смит подстроил ситуацию, а ранение – накладка, случайность. Оно ведь и было случайностью.

– Не признаюсь, не в чем. Я, возможно, дурак, но Женька – мой друг. Еще вопросы?

– Идеалист ты, Стоун.

– Но ведь я оказался прав. А все остальное – не заслуживающая внимания лирика.

– Тоже верно. Но ты не уходи от темы. Если хочешь жить, нам стоит побеседовать. А за жизнь или за смерть – вопрос уже второй.

– Беседуй. Зачем я тебе понадобился?

– Ну, я в курсе того, что ты возвращаешься в Империю. А нам нужны свои люди…

– В качестве агента завербовать хочешь? На хрен пошел.

– Ну, ты смерти не боишься, а те, кто с тобой? Они ведь погибнут… если не согласятся.

– Еще раз говорю – пошел на хрен, урод.

– А остальные?

– Дяденька, тебе же сказали, куда идти, – высунулась откуда-то сзади Изабелла. – Вот и иди, пока ноги не выдернули.

– Х-ха! Смит, а как насчет тебя? Ты же ни в коем случае не русский.

– Ты знаешь, – Штурман лениво, как огромный кот, потянулся в кресле. – Я, может, и не родился в Империи, но Базиль правильно сказал – я его друг. А друзей у меня не так много, чтобы их предавать.

– Ну и ладно, – Глостер-Хромой явно не расстроился. – В таком случае до свидания. А впрочем, прощайте.

Камнеедов, отключая связь, одновременно рванул корабль влево – и, как оказалось, очень кстати. Одна из башен главного калибра «Лайона» плюнула огнем, и, опоздай он на доли секунды, корвет превратился бы в ком оплавленного металла. Но пилот успел, и звездолет, оставляя за собой все удлиняющийся огненный шлейф, ринулся вперед.

Все это глупо, отстраненно думал Камнеедов, швыряя корабль в лихорадочные, не предсказуемые никаким компьютером зигзаги. Именно способность живого пилота к подобному хаотичному маневрированию и позволяла ему уже много веков обыгрывать искусственный интеллект, оставляя человека главным мозгом любого звездолета. И сейчас, хотя британский корабль уже лупил всем бортом, «Викингу» удавалось избежать попаданий. Все это глупо. Корвет против линейного крейсера, почти линкора – это даже не смешно. Конец предрешен, одно хорошее попадание – и все. А оно будет, это попадание. Так зачем я дергаюсь? Минутой раньше, минутой позже…