Имперский маг. Оружие возмездия

— Я знаю, вы давно не были дома, — продолжил Зельман. — Похоже, вас там не очень-то жалуют, а вам явно требуется отдых. Причём вовсе не тот, что подразумевает под собой шумную компанию и выпивку, — что бы там ни говорил ваш Валленштайн, а я всё прекрасно вижу.

Штернберг как-то колюче взглянул на гестаповца.

— Да, от нашей славной полиции и впрямь ничего не скроешь.

— При чём тут полиция? — очень натурально удивился Зельман. — Вы же сами мне на днях говорили, что хотели бы получать длинные письма из дома. Длинные и обстоятельные. Да вот только никто вам таких писем не пишет.

— Я не так сказал.

— Неважно, смысл-то был именно такой.

— Да ладно, — Штернберг безразлично махнул рукой. — Я давным-давно понял, что привирать людям так же необходимо, как дышать.

— Обижаете, Альрих. — Зельман растянул губы в подобии улыбки. — Ну хорошо, положим, для мюнхенской полиции действительно было далеко не секретом, в каких выражениях почтенный барон предавал всяческой анафеме своего сына, вступившего в СС. А ведь вы, по сути, спасли его от ареста… Ну и глупец же он, наиглупейший из глупцов. Мне вот Бог не дал сыновей, а для меня было бы величайшей честью быть отцом такого сына, как вы.

— Спасибо, — тихо сказал Штернберг, не глядя на генерала. — Наверное, что-то в этом роде мне и надо было услышать… И, чтобы вы знали, я ни о чём не жалею. Да, — решительно повторил он, — я абсолютно ни о чём не жалею.

4. MECCA

Рабенхорст (Тюрингенский лес) 3 ноября 1944 года

Вечером Хайнц вспомнил о своём дневнике. Последние несколько дней стремительно пролетели, не отметившись в дневнике ни единой строкой. Хайнц поднялся из-за стола, за которым шестеро его товарищей молча и сосредоточенно поедали разогретую на спиртовой плитке тушёнку, отошёл в другую комнату и сел на крайнюю из кроватей. Он достал из нагрудного кармана кителя подклеенную книжечку в поцарапанном кожаном переплёте и карандаш, пристроил дневник на коленях и первым делом вывел дату, подчеркнув её прямой линией.

3. XI.44.

«Четыре дня назад мы приехали в Рабенхорст. Это совсем небольшая деревня, на дюжину домов. Больше половины домов пустует, наша группа заняла некоторые из них. Командир говорит, жители ушли из-за «паранормальной активности» одного места неподалёку, но я думаю, это скорее из-за того, что здесь постоянно шныряют военные, и всю деревню обнесли колючкой. Вообще, жить здесь, наверное, страшно. Почему-то в деревне совсем нет собак.

От Адлерштайна до Рабенхорста мы ехали больше двух часов. Дороги не видел: нас везли в закрытом грузовике и запретили высовываться из машины. Ясно только, что ехали в сторону Тюрингенского леса. Один раз ненадолго остановились, и я услышал название «Зоннеберг».

В деревне наш Командир занял самый лучший дом. Даже генералу, который ехал с нашей спецгруппой, дом достался не такой просторный. Генерал, кстати, очень боится Командира. Разговаривают они между собой так, как будто это наш Командир здесь самый главный, и в звании не ниже обергруппенфюрера.

Наше отделение разместилось в доме Командира. Теперь у нас много работы — мыть комнаты, таскать воду из колодца и подогревать её на огне, потому что в деревне нет водопровода, а Командир, оказывается, просто помешан на чистоте. Он принимает ванну каждый день и едва ли не каждый час моет руки.