Имперский маг

— Не так всё просто… Вот что, Дана, — сбивчиво заговорил он, — никогда не позволяйте себе быть слабой. На слабость одного непременно найдётся грубая сила другого. И всегда, всегда прислушивайтесь к рассудку. Подчиняйтесь только рассудком, лишь в том случае, если подчиниться — выгодно, и никак иначе. Это очень важно, это один из законов выживания, если угодно.

Дана задумчиво улыбнулась.

— На общих занятиях я совсем другое от вас слышала. А вы — именно так и подчиняетесь?

— Только так.

Дана вновь непринуждённо облокотилась на стол, но потом как-то сжалась, нахохлилась.

— Доктор Штернберг, вы меня всё-таки простите, ну пожалуйста, за то, что я вас тогда ножом…

— Не извиняйтесь, — резковато оборвал её Штернберг. — Вы имеете полное право не извиняться, — пояснил он, а про себя изумился: «Господи, она же, оказывается, всё время про это думала. А ведь я её уже давным-давно простил».

Штахельберг Июнь 1944 года

Из четырёх курсанток-ясновидящих, которым Штернберг поручил слежку за агентами Мёльдерса, получилась отличная команда. Именно от них Штернберг узнал, что люди верховного оккультиста планируют встречу с представителем американцев. Но Мёльдерс осторожничал: встреча постоянно откладывалась. Затем сменились агенты — новые были настоящими асами, они мастерски уходили от любой астральной или ментальной слежки, и курсанты быстро потеряли их след. Штернберг сам разыскал их, имея в своём распоряжении лишь скверный смазанный фотоснимок одного из агентов. В свободное от уроков время он в глубоком трансе водил руками над картой Южной Баварии и Швейцарии, а Франц сидел рядом с магнитофоном, боязливо поглядывая на мертвенное лицо бессвязно бормочущего шефа, — к подобным моментам ординарец привыкнуть не мог. Так Штернберг выяснил название маленькой гостиницы в приграничном городке, где должна была, наконец, состояться встреча, и точную дату и поручил Валленштайну организовать прослушивание.

Вообще говоря, то, что Мёльдерс пока не посылал своих стервятников дальше швейцарской границы, несколько успокаивало, — Штернберг слишком хорошо помнил об Эзау и его семье, Одно время Штернберг опасался, что чернокнижник может подослать провокаторов в деревню, где жили освобождённые из лагерей родственники бывших заключённых, чтобы те, в свою очередь, стали провокаторами для курсантов: почва была благодатной, по школе постоянно ходили разговоры о том, что англичане с американцами всё дальше продвигаются в глубь материка, — ни хвалёный Атлантический вал, ни люфтваффе, ни переброшенные (с изрядным опозданием) танковые дивизии не смогли их остановить. Штернберг часто напоминал себе: если дела Германии пойдут слишком скверно, эти люди, знающие теперь свою силу, запросто предадут своих учителей. Но Мёльдерсу, очевидно, нужна была школа «Цет», а курсантки пока крепко держались за своё благополучие — и очень боялись за своё будущее. Не одна бывшая заключённая уже обратилась к Штернбергу с просьбой дать ей работу после выпуска непосредственно под его началом; ведь Штернберг слыл добрым хозяином.Теперь он старался распределять занятия так, чтобы Дана как можно реже бывала в обществе других курсанток: завистливые товарки безжалостно травили её, не без оснований полагая, что ей тёплое место обеспечено. После общих занятий они нередко окружали девушку плотным кольцом, и носатая дылда-бельгийка, издевательски улыбаясь, заводила: «Я вот слыхала, боши очень грубые любовники… Слушай, Заленски, это правда?» — «Я-то откуда знаю, иди проверь», — Дана зло отбрасывала её наглую руку. «Девка, смотри, пузо не нагуляй!» — «И чего он нашёл в такой щепке?» Дана в бешенстве прорывалась сквозь кольцо хохочущих ведьм. Та же бельгийка строила преподавателям глазки и очень усердно работала в команде ясновидящих.

В преддверии выпускных испытаний курсанты занимались уже настоящимизаданиями — например, чтением информации о личностях преступников по орудиям убийства или раскрытием подлинного смысла мастерски зашифрованных писем (всё это требовало хорошо развитых психометрических навыков). Тем временем Штернберг уводил свою избранную ученицу всё дальше за границы узкоспециальных оккультных дисциплин. По сути, он охапками давал то, чего ей, приблудной и необразованной, казалось, вовсе не суждено было получить от жизни по неумолимым законам той затхлой среды, в которой она выросла, среды с особенно сильным земным притяжением, где решительно невозможен никакой полёт мысли. Однако под всей этой затеей крылся вполне определённый расчёт: в первую очередь Штернберг хотел чаще бывать со своей любимицей, говорить с ней, любоваться на неё — и только потом делиться тем, что ему самому досталось в избытке; но всё же он с некоторой гордостью отмечал, что она жадно собирает обломки всяческих знаний, которые он щедро рассыпает перед ней, будто зёрна в ловушке для птиц.