Имперский сыщик. Аховмедская святыня (СИ)

Разошелся, раздухарился, раззадорился Моршан. Дышал на путников хмельным угаром, ворчал и переругивался, раскрыв окна ночлежных домов, стенал о новом, еще не наступившем дне и страдал. В диковинку было все Миху. Слышал он нелестное об этом районе, но ранее никогда и не подумал бы, что так все плохо. Да их же Никольская, где и ограбить могут, но не спьяну, а по делу исключительно (и нечего по ночам по улицам шастать, тем паче хмельным) оказывается не такое уж и гиблое место. Тут же видно, что терзались люди от своей жизни и от своих мучений старались другим боль причинить.

Лишь когда Покровку проехали, все поменялось. Освещение не в пример лучше стало, крики и брань почти прекратились, да и общество совершенно другого качеству на улицах появилось. Даже ваньки тут не стараются быстрее проскользнуть, а чинно едут, благообразно. Только теперь Витольд Львович, все это время молчавший и думавший, встрепенулся. Вроде внезапно от дремы пробудившись, и сказал.

- Я ему перо оплавленное показал. И сказал, где нашел. Мыслями своими поделился по поводу температуры, при которой бриллианты в графит превратились.

- А он что? - Весь подобрался Мих.

- Заинтересовался, - ответил Меркулов не сразу, тщательно подбирая нужное слово, - он не дурак, сам понимает, что и к чему.

- Дурно получилось, вроде как Его превосходительству сначала надо было о пере доложиться.

- Так или иначе, но Александр Александрович завтра узнает о нем. А я выясню, через кого Павел Мстиславович вхож в полицмейстерство, либо напротив.

- Как это, господин?

- Завтра увидишь. Интересно другое, как теперь себя будет вести Аристов. Как я говорил, алиби у него железное, но вместе с тем все, а теперь и главная улика указывает на него. Под ним, естественно, я подразумеваю его семью.

- Голова у меня пухнет, господин, от энтих вывертов.

- И то ли еще будет, Мих. Чувствую, все тут очень запутанно. Ну да ладно, нам бы скорее Элариэля найти, да поговорить хорошенько.

И замолчал. Орчук пару раз пытался разговор продолжить - ведь что может быть лучше дорогой покумекать о том, о сем, тем паче с человеком интересным - да Меркулов опять в себя ушел. Мих уже к раздумьям господина привыкать начал. Смерть как завлекательно у него все происходило. Сидит, думает, думает, думает и раз, мысль нужную нащупывает. У орчука лишь наоборот, чем больше размышляет на один и тот же предмет, тем сильнее голова болит, а выхода положительного никакого нет.

За тем и до дома добрались. Мих сначала в трактир сбегал, что подале находился. Слышал, будто там блюда вкуснее, хоть и дороже немного. Принес блюдо с презабавным названием беф-аля-строганов, на деле представляющий собой заветренные куски говядины, залитых странным соусом с запахом сметаны, захватил остатки судака орли-сомат и запеченного глухаря. Не будь так поздно, то и поболее выбрать можно, так же пришлось довольствоваться и оным.

Отужинали. Мих с аппетитом, а титулярный советник скорее рассеянно. После орчук за водой для умывания сбегал, легли. Полукровка соорудил себе нечто вроде топчана в столовой, тесновато, но ничего - крыша над головой есть, уже ладно. Лег, а сам прислушивается, как господин там кряхтит. Спрашивал, чего болит, тот отнекивается. Может, конечно, ребра после того удара повредил, так не сознается. Еще и револьвер новехонький рядом с собой положил, нечто опасается чего?

Накрутил себя орчук, настращал опасностями мнимыми, аж сон прошел. Так и провел всю ночь вздрагивающе, только задремлет, как сон дурной пойдет. В нем Черный, тот, что в плаще, росту невиданного, вроде по улицам ходит и в окна заглядывает. И чудится Миху, что ежели взглядом с ним встретиться, то руку тот протянет и заберет с собой. Вот, снаружи звякнуло, от окна тень надвинулась, вздрогнул орчук, вскрикнул негромко и проснулся. Тихо в доме, на улице только кто-то уходит, торопливо, а так ничего. Его благородие спит, разбросал свои руки худые, лицо и без того полнокровностью не обладавшее теперь вовсе бледно. Эх, кормить его надо, да как следует. Да физической активностью нагрузить, только хитро подступиться, а не в лоб. Ну ничего, Витольд Львович хоть и умен, а пронырливости в нем чуть да маленько, не то что у Миха.

Лег орчук на другой бок, а сна нет. Так и ворочался до самого утра, точнее почти до самого. На рассвете, когда даже рабочие еще только глаз наполовину открывают и думают, что вставать скоро пора настанет, послышался шум шагов по лестнице, а позже и стук в дверь. Орчук на ноги поднялся и открывать пошел. Мысли недобрые, к самому плохому готов уже был, и зря, как оказалось. То гонец был, из их ведомства, совсем парнишка на вид.

- Добрый день, Его благородие дома?! - Рявкнул он.

- Дома, дома. Ты чего, балда, голосишь? Спит Его благородие.

- Не сплю, Мих, - послышался голос позади. Не иначе как Меркулов на ноги поднялся.