Имплантация

Мы не обладаем достаточными данными, чтобы доказательно говорить о том или ином отношении Мейерсона к Ренану. Ограничимся двумя фактами. С одной стороны, фундаментальная для Ренана дихотомия «первобытного» и «рефлексивного» мышления вызывала у Мейерсона глубокий скепсис. Мы это знаем по его реакциям на аналогичную дихотомию, использованную Леви-Брюлем. Согласно Мейерсону, концепция Леви-Брюля страдает упрощенностью: на самом деле существуют не две формы ментальности, а гораздо большее число таких форм; задача «истории психологических функций» – выделить эти формы и многочисленные переходы между ними (см. [Di Donato 1990, 161]). С другой же стороны, следует учесть слова Мейерсона, которые Риккардо Ди Донато впоследствии пересказал Жан-Пьеру Вернану: «Мейерсон выразил ‹…› убежденность в абсолютной научности и позитивистичности своего подхода, он был убежден, что создает некоторым образом естественную историю человеческого духа» [Vernant 1996, 151]. «Une histoire naturelle de l’esprit humain» – это совершенно ренановская идея и совершенно ренановское выражение: напомним для сравнения формулу Ренана об «эмбриогенезе человеческого духа» (embryogénie de l’esprit humain); как уже говорилось выше, Ренан постоянно сопоставлял филогенез и онтогенез. Из вышеприведенных фактов можно заключить, что Мейерсон строил абсолютно ренанианскую по общему духу историческую психологию, хотя аналитические конструкции, применяемые в этой психологии, должны были быть гораздо сложнее ренановских.

Наконец, необходимо подчеркнуть еще одну деталь. Учеником и своего рода духовным наследником Мейерсона был уже упоминавшийся выше Жан-Пьер Вернан. Историческая психология Мейерсона является одним из двух (наряду с исторической социологией Луи Жерне) источников вернановской исторической антропологии античного мира. Таким образом, не только структурная антропология Леви-Стросса, но и два важнейших французских варианта исторической антропологии – «анналистский» и вернановский, – независимо от личных установок конкретных авторов, могут быть в самом первом приближении соотнесены с ренановским проектом исторической психологии, предложенным в 1848 году (и опубликованным в 1890 году).

Перейдем к последней из трех научных сфер, разработку которых так настойчиво проповедовал Ренан, – к языковедению. Как соотносится развитие французской лингвистики в ХХ веке с ренановским идеалом «философской и сравнительной теории языков»?

Сравнительно-историческое языкознание стало ведущим направлением во французской лингвистике второй половины XIX – первой половины ХХ веков. При этом уже с 1860‐х годов во Франции начинает постепенно возникать специфически французская модификация сравнительно-исторического языкознания. Она первоначально формировалась в работах Мишеля Бреаля; важное влияние на ее развитие оказала также книга Фюстеля де Куланжа «Античный город» (1864). Главным принципом, определившим специфику этой модификации, был социологический подход к явлениям языка. Такой подход, связывавший язык с социальной жизнью, противопоставлял себя немецкому романтическому подходу, связывавшему язык с духовной жизнью больших и малых монад (раса, нация, индивид). Эта французская модификация сравнительно-исторической лингвистики получила название парижской лингвистической школы. К ней принадлежали самые крупные французские лингвисты XX века – от Мейе до Бенвениста (подробнее о парижской лингвистической школе см. ниже, в начале 5‐го очерка).

Каковы были соотношения между парижской лингвистической школой и филологической программой Ренана?