А тут мне объяснили, что и у нас в государстве можно премило жить, стоит только заняться подпольным промыслом. Вы знаете, я ездил в одну лабораторию. Конечно, она преступна, но оборудование там было удивительное. Меня возили туда с завязанными глазами. Нет, правда, ни в одной клинике такого оборудования я не видел. Я спросил там, откуда у них столько «живых» человеческих органов. Мне ответили: из анатомички. Но это было, конечно, вранье. Когда я понял, откуда у них человеческие органы, я чуть не сошел с ума. И все же хотел доказать, что мое открытие надо внедрять здесь, в СССР.
— А помните, где вам завязывали глаза? — спросил Нестеров.
Но Мирский не ответил, он не услышал вопроса, он был увлечен своим рассказом.
— Я написал о своем открытии в высокую инстанцию. Меня вызвал молодой человек, холеный, никчемный врач, и сказал, что ему поручено со мной разобраться. Шутил, острил, говорил об оригинальном способе помочь стране выполнить продовольственную программу. Беседа с ним охладила меня. Но. его предложением помочь мне устроиться в поликлинику воспользовался. А что мне оставалось делать?
— А в СССР не хотите заново заняться своим делом всерьез? — перебил его Нестеров.
— Кому я там нужен? Ведь я совершил преступление, так, кажется? Кто мне поверит, что почка у этого паренька была больной?
— Это мы установим в дальнейшем, мстить вам не будем.
До какого же состояния должен был дойти Мирский, чтобы внезапно спросить:
— Сколько у меня есть времени на размышление?
— Минута. И еще один вопрос: а можно ли пересадить человеку почку от другого человека?
— Конечно, — с готовностью сказал хирург.-^ Вот, — он достал из-за пазухй мятую тетрадь, — полное собрание моих операций.
Нестеров раскрыл ее и вдруг прочитал под датой четырехлетней давности историю ампутации и реампутации ноги Роксаны Ирвинд.
16
Миловидная девушка вошла в помещение следственной части и нерешительно присела на скамье.
— Вам известен этот человек? — спросил ее Нестеров.
Роксана посмотрела на Мирского внимательно, и вдруг стены комнаты поплыли перед ее глазами. Она покачнулась. Сержант, стоявший у дверей, подбежал, чтобы поддержать ее. Дикий вопль вырвался из груди девушки. Она широко открыла глаза и закричала еще раз. Несомненно, вид Мирского вызвал у нее ужас.
— Попросите войти Михаила Ивановича, — распорядился Нестеров.
В помещение вошел психиатр. Вскоре ему удалось привести Роксану в себя.
— Я думаю, — сказал он, — что следственный эксперимент следует прекратить. Дело в том, что больная нездорова и потому уверена: Мирский здесь для того, чтобы снова отнять у нее ногу.
Роксану увели.
— Беркову пригласите, — попросил Нестеров.
И женщина-хирург тотчас же после того, как ею была осмотрена нога Роксаны, сказала:
— Это невероятно, но это факт: нога пересажена от другого человека и прижилась, не была отторгнута. Операцию делал гений.
— Где брали органы для пересадки? — спросил Мирского Нестеров, — Кто помогал вам и за что?
— Прооперировал рак одной безнадежной больной, ее сын, работающий в анатомичке, стал приносить для меня человеческие органы из морга. Потом я сказал, что трупы уже через час никуда не годятся, надо свежие органы. Больше я ничего не знаю, но можно спросить.
— У кого?
— У кого — я знаю, вернее, знал его адрес, но уже в то время это был не человек, а спившееся и наколовшееся животное, если жив еще…
17
Он был жив и даже знаком Нестерову. Это он сидел за рулем белых «Жигулей», похитивших Роксану.
— Я вам еще раз повторяю, Глотов, признание облегчит вашу участь, — сказал Нестеров.
— Мне не в чем признаваться. Я служил науке, которая была в застое, — цинично заявил Глотов.
— Вы убивали людей…
— Это нельзя назвать убийством, ведь только тех, кто этого сам хотел.
— Не понял.
— Мы брали тех, в глазах которых читали отчаяние: самоубийц, одиноких, находили их возле дома престарелых, на набережных ночью, около инвалидных домов.
— Вы понимаете, что вы говорите, Глотов? — рассвирепел Нестеров — Кстати, а почему вы не убили Роксану?
— По двум причинам. Ваня Мирский решился на эксперимент. Она, по-моему, и по сей день танцует. А второе, когда мы привезли ее в лабораторию, ее узнал один из наших, в детстве с ней учился, что ли. Но теперь его нет на свете, так что вам придется мне поверить…
18
— Скажите, вы когда-нибудь жалели о чем-нибудь? — спросил полковника милиции Нестерова Джоджон Авзуров, когда обоих поразило странное расположение звезд в этом чужом небе.
— Да, жалел. Жалел, что я не Господь Бог и потому не знаю: гуманно ли пришить девушке ногу, забрав ее у другой? Гуманно ли создавать банк органов, взятых у погибших, и создавать очередь ждущих чьей-то смерти, потому что только после смерти кого-то они получат чужие глаза, сердце, печень, почки, кости, мозг. Поэтому вы сами мне скажите, не как юрист, я сам юрист: что делать с Мирским — расстреливать или ставить во главе клиники?
19
— Я совершенно запутался в вашем рассказе, — сказал Джоджон, — ведь преступление раскрыто.