— Оставь, — сказал Нестеров таким тоном, словно ему было все равно: ведь он делает дело, а если кто-то считает необходимым испортить ему настроение, то пожалуйста, но его это абсолютно не волнует. Он даже откинулся в кресле, однако тотчас же пришлось позу изменить, потому что Зубков сказал:
— Сюда, сюда посмотри.
Нестеров нехотя открыл полузакрытые глаза, пристально посмотрел на своего начальника и спросил:
— Чего?
— Да вот, газетка про тебя, — тихо сказал Зубков.
— Да, — Нестеров не удивился — Уже пишут? Наверное, по поводу пожара?
— По поводу пожара.
— Критикуют?
— На твоем месте я не был бы таким спокойным, знаешь анекдот: что общего между следователем и мухой?
— Не знаю, — подумав, сказал Нестеров.
— И того и другого можно прихлопнуть газетой, особенно в наше время.
Нестеров не улыбнулся.
— Ну и что, дай сюда — И взял газету.
То, что он прочитал, укладывалось в рамки его предположений и догадок. Но одно дело предполагать теоретически, а совсем другое — читать о себе в газете большой подвал, в котором, походя и огульно, ты обвиняешься в тенденциозности ведения следствия и некомпетентности, в том, что ты предвзято относишься к показаниям свидетеля (читай между строк — принял взятку).
Нестеров отложил газету.
— Прочитал? — спросил Зубков.
— He-а, нет сил, устал.
— Объяснительную заставлю написать.
— Не заставишь. Твоего сотрудника мордуют, разберись, назначь служебное расследование и ответь редакции. Тут я тебе не помощник, на меня столько писали всего: люди злы. В свое время я, чтобы доказать тебе беспочвенность обвинений, пустил бы себе пулю в лоб, а сегодня у меня есть парторганизация, которая за меня, надо думать, вступится и оградит меня от гнусных инсинуаций.
— Перестань трепаться, возьми лист бумаги…
— Сам, сам, — сказал Нестеров, вставая, — у меня нет времени.
И Зубков остался, подивившись выдержке Нестерова и раздумывая о том, как можно публиковать такую статью, не проверив в ней факты. Кто этот журналист, вернее журналистка Цветкова? Первый раз слышу.
Зубков хотел было позвонить Нестерову, спросить, может, он знает, но не стал его лишний раз тормошить: «Черт с ним, сам проверю», — и нажал кнопку селектора.
— Сюточкин, зайди, родной.
И когда кругленький и маленький следователь вкатился в кабинет, Зубков положил перед ним газету и сказал
— Голубчик, все проверь, что, как, кто эта дама, посмотри, может, знакомая Нестерова, а может, подружка чья-нибудь. Посмотри, дружок, Нестерова жалко, — добавил он, подумав.
И Сюточкин, которому не надо было ничего объяснять, направился выполнять поручение. Он прошел мимо кабинета Нестерова, хотел было зайти по-свойски, чтобы похвастаться, что ему поручили восстановить справедливость, но раздумал: «Расстроен, поди, Коля, не надо, разберусь — тогда».
Нестеров сидел в кабинете и… ничего не делал, работа не шла. Он был будто парализован, вспомнил, как де-, сять лет назад в О-ской области, где он работал районным прокурором, на него писали анонимки, обвиняли его Бог знает в чем, и он выжил, но был тогда много моложе и крепче.
Он достал валидол. Это были не белые таблеточки, как когда-то, когда он впервые сел в кресло прокурора, а прозрачные кругляши, наполненные валидольной жидкостью.
«Эти от наветов помогают даже лучше», — горько и грустно подумал он.
И еще он подумал об очень многом. О своей Анечке, которая тотчас же придет к нему на помощь, что бы ни произошло, и о крошечном сыне, и о дочери, которой без малого двенадцать, но она вполне рассудительная и тоже может если не посоветовать, то поддержать: шутка ли, в чем обвиняют — в неправде.
Не хотелось ничего говорить дома — Николай Константинович привык переживать неприятности в одиночестве.
Да, он сейчас одинок, а когда разберутся и выяснится, что все это гнусная ложь, он перестанет быть одиноким, и к нему вернутся… Нет, не друзья, они еще ничего не знают, а он сам к себе вернется.
С каждой такой вот ситуацией возвращаться к себе все сложнее.
Нестеров встал и, подойдя к двери, запер ее на ключ. Хотелось побыть совершенно одному.
Ужасно все. Может, это потому, что следователь не защищен юридически, совершенно не защищен. Чтобы сорвать ему работу, подследственные и их сподвижники готовы на все: на подлог, на преступление, на подлость.
В репродукторе раздалось:
— Нестеров, зайди — Голос Зубкова в селекторе был, как всегда, ровен и спокоен.
И когда Николай Константинович появился, Зубков тихо сказал ему:
— Слушай, ты не переживай, иди домой, на сегодня освобождаю тебя от работы, отдохни. И наплюй, наплюй, разберемся.
И Нестеров пошел… Но куда там домой! На троллейбусной остановке он вспомнил, что домой ему ехать некогда, просто некогда. Он взял такси, потому что действительно устал, чтобы добираться на электричке, и назвал адрес. Шофер удивился:
— Это ж за городом.
— Да, — сказал Нестеров, — за городом.
И они поехали туда, где недавно горел комбинат.
Шофер такси, глядя на своего пассажира, гадал, кто он — богатый наследник или бедный рыцарь: платить по тридцатнику в один конец…