Импрессионизм. Основоположники и последователи

Спустя пять лет Мане написал картину «Сливовая настойка»^[166] (1878, Вашингтон, Национальная галерея искусств), ставшую своего рода альтернативой «Bon bock». Сочетание высветленной, но чуть затуманенной палитры, этой золотисто-пепельной гаммы, с истинно французским ощущением преодоленного одиночества и скрытой печали, «растворенный» в совершенной живописи психологизм делают картину истинным шедевром. Дорогое, но вульгарное платье, незажженная сигарета, независимый и задумчивый взгляд — за всем этим судьба, показанная, но, как всегда у Мане, не предполагающая сочувствия или сопереживания.

Обратившись к изображению железной дороги, Мане, вероятно, хотел вернуться к утерянной в картине «Bon bock» современности мотива и приемов. Удачная продажа картин Дюран-Рюэлю в 1872 году (24 произведения за 35 тысяч франков, а вскоре еще несколько работ за 16 тысяч) основательно улучшила его денежные дела^[167], и он смог снять достаточно дорогое помещение в бельэтаже нового, типично «османовского» комфортабельного дома постройки 1860-х годов на улице Санкт-Петербург, 4, поблизости от нового вокзала Сен-Лазар: передняя, просторная мастерская (бывший фехтовальный зал), стены которой выкрашены в красный цвет, с лоджией и небольшой квартиркой, куда вела деревянная лестница.

В декабре 1873 года газета «Фигаро» опубликовала статью известного журналиста Фервака «Зима в Париже», где шла речь о встрече с Мане: «У входа, любезный и улыбающийся, художник поспешил нам навстречу, протягивая руку. Мы вошли в холл. Просторная комната, обшитая деревом, плафон, отделанный балками, чередующимися с кессонами сумрачных тонов. Свет, чистый, мягкий и равномерный (toujours égalé), проникал сквозь стекла окон, выходящих на площадь Европы. Железная дорога проходит совсем близко, вздымая султаны белого дыма, клубящиеся в воздухе. Постоянно сотрясаемый пол дрожит под ногами и трепещет, как палуба судна в плавании». (Стало быть, там уже тогда остро ощущалась атмосфера совершенно нового, тревожного и непривычного Парижа. Действительно, до моста Европы от мастерской около сотни метров, и непривычный еще для парижан запах дыма, угля, металла, запах железных дорог проникал во все четыре просторных окна.)

«Дальше открывается вид на Римскую улицу с ее красивыми домиками с садами и великолепными особняками. Выше за нею, на горе, бульвар Батиньоль и сумеречное черное углубление (un enfoncement sombre et noir): это тоннель, чья темная и таинственная пасть поглощает поезда, которые исчезают в нем, издавая резкий гудок»^[168]. Журналист неточен или намеренно «оживил» описание. Хотя до моста Европы действительно близко, из окон Мане его можно разглядеть с трудом. Окна выходили на улицу Санкт-Петербург и перпендикулярную ей улицу Монье (ныне улицу Берн).