Импринт

И я делаю это. Я громко стону, ударяясь затылком о дерево. Звуки и запахи заглушаются, отдавая контроль тактильным ощущениям. Я сжимаюсь вокруг него, продлевая свою боль и удовольствие. Но Кастил не останавливается.

Совсем нет.

Он трахает меня еще безжалостнее, чем раньше, вбиваясь в меня до тех пор, пока я практически не теряю сознание. А затем его семя покрывает внутреннюю сторону моих бедер.

Я чуть ли не соскальзываю на мокрую землю, когда Кастил выходит из меня. Он использует мое порванное белье в качестве салфеток, чтобы обтереть кожу, а затем присаживается вниз и кладет мою правую ногу к себе на плечо.

Моя грудь высоко вздымается и опускается, тогда как сердце просто сходит с ума, отдаваясь шумом в ушах. Сначала я даже не осознаю, что он делает, а потом краснота покрывает каждый дюйм моего слабого тела.

– Спасибо, что дождалась меня, – горячее дыхание Кастила обдает меня между ног, а затем его язык широко проводит по входу и целует.

Я давлюсь воздухом, забывая, как дышать. Он только что… разговаривал с моей?.. О господи… Он сумасшедший. Просто психопат.

– Как ты себя чувствуешь? – Кастил спокойно приводит нас в порядок, напоследок застегивая на мне свою куртку.

Я не отвечаю, а когда думаю, что вот-вот провалюсь под землю, его губы растягиваются в ухмылке и ласково прикасаются к моему лбу:

– Ты много плакала, Катерина.

Удар моего сердца. И я снова пропускаю вдох.

– Идем, – Кастил протягивает мне руку.

– Куда? – боже мой, голос совершенно охрип. Я прочищаю горло. – Думаю, нам стоит вызвать службу спасения. Мы забрались слишком далеко и вряд ли вернемся. Там ливень.

Вторя моему тихому голосу, в суровом небе раздается гром, разбавляя шум дождя.

Кастил молча приближается к моей дрожащей фигуре, а затем одним движением опрокидывает меня на свою спину. Я испуганно вскрикиваю и, чтобы не упасть, оплетаю его сильное тело всеми конечностями.

– Куда ты направляешься? Дорога находится в другой стороне, – шепчу я.

Мы быстро движемся через густой лес. Кастил несет меня на своей спине, будто я какой-то ребенок. Но на самом деле… вряд ли я смогла бы пройти хотя бы милю. Как бы мне ни хотелось быть храброй, я ужасно замерзла и так устала, что готова заснуть в какой-нибудь норе.

– Мы идем ко мне домой.

К нему домой. Я слишком обескуражена, чтобы спокойно воспринять эту информацию.

– К тебе домой?

– Эти земли принадлежат мне. Я бы не разрешил тебе бегать по незнакомой территории.

Я оплетаю его шею крепче и устало кладу голову на плечо, стараясь незаметно для Кастила вдыхать его яблочный запах.

– Ты все предусмотрел, да?

– Да. Отдохни.

Я повинуюсь его глубокому голосу и устало закрываю глаза. Объятья моего преследователя странным образом успокаивают. К моменту, когда мы наконец выходим к огромному огороженному особняку, я почти проваливаюсь в сон.

А следующее, что я помню, – это обжигающий душ, сильные руки, которые гладят меня везде, буквально везде, теплая постель и дьявольский голос на ухо:

– Спокойной ночи, моя прекрасная зависимость.

Примечание:

Интроекция – бессознательный психологический процесс. Включение индивидом в свой внутренний мир воспринимаемых им от других людей взглядов, мотивов, установок и прочего (интрое́ктов).

Глава 16 Привыкание

«…You call the shots babe

Распоряжайся мной, милая,

I just wanna be yours

Я просто хочу быть твоим»

Arctic Monkeys – I Wanna Be Yours

Элгин, Шотландия.

Охотник.

Семь лет назад.

Мое детство отличалось обилием опасности и хаоса.

На самом деле в историях наиболее деструктивных антисоциальных людей фактически невозможно найти отражение любящего влияния семьи.

И тем не менее меня пытались любить. Я знал это. Каролин Сноу была слабой, депрессивной и мазохистической матерью, тогда как мой отец – ее полная противоположность. Уильям Сноу всегда являлся садистическим ублюдком. И в какой-то мере я похож на него. Полагаю, даже слишком похож.

Но даже в нестабильных и угрожающих обстоятельствах Каролин пыталась объяснить мне, что такое психологическая привязанность. Но я никогда не идентифицировался с теми, кто обо мне заботился. Никогда не получал явной любви и никогда никого не любил.

Как я уже говорил, я слишком похож на своего отца. Моя мать не могла смотреть на меня больше минуты: хотя ее жесты явно показывали заботу, но за этой вспышкой закономерно следовал страх.

Вырасти неспособным к любви невозможно без знания того, что существует нечто, приносящее удовольствие другим людям, и чего лишен ты. Мне свойственно активное обесценивание и пренебрежение абсолютно всем, что принадлежит области нежности и ласки.