Импринт

– Неправильным образом, мисс Рид? – Оливер поджимает губы, но быстро исправляется, снова превращаясь в безэмоциональную статую. – Сначала следует наливать в чашку молоко и только потом добавлять горячий чай. Если сделать наоборот, молоко может нагреться неравномерно и вкус напитка испортится.

Я улыбаюсь шире.

– Я знаю. Но так пил чай мой дедушка и я привыкла. Последовательность неважна, главное – получать удовольствие, не так ли?

– Ваш дедушка не из Великобритании?

Поставив кружку на блюдце, я отрицательно машу головой:

– Нет, он из России.

– Тогда это объясняет зверское преступление, которое вы совершаете над чаем.

Я кладу руку на живот и громко смеюсь, с радостью наблюдая, как на строгом лице Оливера проступают первые признаки улыбки.

А затем в воздухе раздается мрачный приказ:

– Ты свободен, Оливер.

Оливер оставляет две тарелки с завтраком и немедленно уходит, выполняя приказ. Мне абсолютно не нравится тон Кастила, но я ничего не могу с собой поделать. Каждый дюйм в моем теле гудит все сильнее при его приближении, и я стараюсь взять себя в руки.

Действительно стараюсь. Пока он не обхватывает пальцами мое горло, стягивая ткань водолазки вниз. Подушечка его большого пальца прижимается к отметке с укусом, и я подавляю стон.

Что-то в его темном взгляде тревожит меня. С каких пор я начала чувствовать его настроение?

– Все в порядке?

Кастил бросает телефон на столешницу, берет меня за талию и усаживает к себе на колени. Мои легкие расширяются, пока я вдыхаю опьяняющий запах, а сердце пропускает удар.

Что-то не так.

Он зарывается носом в мои слегка влажные волосы, продолжая нервно водить рукой по спине. Медленно вверх. И медленно вниз.

– Теперь да.

– Ты выглядишь более отстраненным, чем обычно, – осмелившись, я беру в ладони его лицо. Он не сопротивляется. Даже прижимается к моей руке, и из моей груди словно выбивают весь воздух. – Что-то случилось?

– Ничего из того, что я не смог бы решить.

Его пальцы скользят под мою юбку и чувственно гладят кожу чуть выше линии чулка. Я прикусываю губу, заставляя себя не отвлекаться:

– Но ты расстроен.

– Я не расстроен. Я практически не испытываю эмоций, Катерина. Я способен накапливать раздражение, иногда чувствовать гнев – не более. Правда в том, что мой гнев напрямую зависит от того, насколько все идет по плану.

Его прохладные пальцы продвигаются дальше – до края кружевного белья и слегка натягивают ткань сбоку.

– Прекрати делать это, – прошу я, вздрагивая.

– Делать что?

– Отвлекать меня. Очевидно, что ты пытаешься сменить тему.

Он ухмыляется своей монстроподобной полуулыбкой, призванной отпугивать людей:

– Значит, я отвлекаю тебя, мой маленький и уже не невинный котенок? Признайся, что ты без ума от меня, Катерина.

Мое сердце громко грохочет в груди – на самом деле оно отзывается на каждую легкую ласку. Разве это не безумие?

– И все же ты стал улыбаться чаще, – замечаю я и спрашиваю уже тише: – Значит ли это, что ты начал испытывать радость?

– Не совсем.

– Не совсем?

Его левая рука крепче впивается в мою кожу под юбкой, а другая ловит мою ладонь и оставляет легкий поцелуй на линии жизни.

– Я улыбаюсь, потому что ты всегда улыбаешься в ответ. Мне нравится твоя улыбка, Катерина. Но она предназначена только для меня. И я уволю Оливера, если он еще раз посмотрит на тебя подобным образом.

Я внимательно смотрю в темные глаза Кастила, которые сверкают, подобно ночному небу.

– Ты шутишь, верно?

– Когда я шутил?

Ему не понравилось мое общение с Оливером? Он… серьезно?

– Получается, теперь мне позволено улыбаться только тебе? – я прикусываю губу, пытаясь не засмеяться.

Как сказала бы Эмма: «Кажется, я… в полном дерьме». Вне всяких сомнений я романтизирую этого невозможного садиста и сталкера.

– Мне не нравится, когда ты сближаешься с другими людьми. На самом деле, так не нравится, что я начинаю беспокоиться. А беспокойство мне несвойственно.

– Ты ни за что не будешь увольнять Оливера.

Он указывает на тарелку с английским завтраком:

– Ешь.

Я хмурюсь:

– Я серьезно, Кастил. Это нездорово. Пообещай, что ты не уволишь его.

– Я не могу обещать то, что зависит от множества факторов, – он берет меня за подбородок, оставляя короткий поцелуй на щеке, и снова указывает на тарелку. – Ешь, Кэт.

У меня… нет слов.

– Это так не работает. Ты не можешь просто проигнорировать меня, а потом указывать мне, что делать.

Ухмылка приподнимает его губы.

– Ты действительно веришь, что я не могу? – его пальцы проводят обжигающую линию от моего подбородка до шеи и запутываются в волосах. – Ты принадлежишь мне, помнишь?

– Я не твоя вещь.

– Не вещь, но определенно моя. Будет сложно отрицать, ведь ты кончила дважды за последние десять часов. И поверь мне, это даже близко не предел.

Мои щеки заливаются румянцем. Какой же он… засранец.

– О чем ты думаешь? – спрашивает он после моего недолгого молчания. Его пальцы продолжают нервировать, поглаживая мой затылок и шею.

– О том, что ты засранец.

Он выгибает бровь и усмехается подобно самому настоящему дьяволу. Ну почему я влю…

О нет.

Нет, нет, нет. Нет.