Импринт

С чего бы вдруг этой мысли образоваться в моей голове?

Жар начинает душить меня, и я делаю глубокий вдох.

– Ты покраснела, Катерина. Ты сама расскажешь почему? – его губы обжигают мое ухо. – Или мне выбить из тебя ответ через новый раунд? Не то чтобы я против второго варианта: мой член уже соскучился по тебе. Чувствуешь?

Кастил пересаживает меня таким образом, чтобы я ощутила его твердое желание. Я прикрываю глаза. Черт бы его побрал.

– Я даю тебе пять секунд, прежде чем сорву с тебя белье, нагну над столом и войду сзади, сразу на полную длину. Ты ведь уже мокрая, котенок? Один…

– Кастил…

– Пять.

Он начинает вставать, но я впиваюсь в его шею клещами и обнимаю, спрятав пылающее лицо за его спиной:

– Ненавижу тебя.

– Я знаю, ты уже говорила. Ответ, Катерина.

Я вздыхаю, пока пульс продолжает зашкаливать:

– Если я принадлежу тебе, то ты… принадлежишь мне, – я возвращаю взгляд на лицо Каса и не улыбаюсь в ответ на его полуулыбку. – Ты принадлежишь мне, Кастил. И я не собираюсь делиться, это ясно?

Его улыбка-ухмылка становится шире:

– Ты такая чертовски милая, котенок. Я все равно возьму тебя, но после того как ты поешь.

– Ответ, Кастил, – я строго повторяю его же слова. – Это значит… отношения. Ты и я. Отныне между нами должен быть диалог, и нам следует идти на компромиссы.

– Ты и я. Мне нравится эта формулировка.

В моем животе предательски запорхали бабочки.

– И ты веришь в нормальные человеческие отношения?

– Я не верю. Но в них веришь ты.

– Значит, мы… вместе? – мой голос звучит низко, немного уязвимо. Почему когда Кастил смотрит на меня, у меня возникают… сомнения? В его чувствах ко мне.

С каждым днем я падаю все глубже и глубже, боясь, что мне разобьют сердце, думая, что это все какой-то глупый розыгрыш или игра моего воображения. Может быть, он наиграется со мной и выбросит за ненадобностью, ведь психопатические личности склонны быстро терять интерес. Я не могу залезть в его ненормальную голову, и это чертовски пугает.

– Да, Катерина, – он смотрит на меня своими темными глазами. – Если тебя так беспокоят ярлыки, то можешь навешивать их сколько угодно. И, Кэт…

Его пальцы гладят меня по щеке. Я прикусываю нижнюю губу, а затем быстро отпускаю ее, когда замечаю, что он смотрит на нее с безраздельным вниманием.

– Да? – почти шепчу я.

– Я не закончу с тобой, даже не надейся. Сделка была заключена, когда ты застонала мне в губы во время нашего первого поцелуя. Я хочу присвоить тебя. Касаться. Залезать в твою умную голову, забитую бессмысленными тревогами. И я буду делать это каждый день. Если все это для тебя означает «быть вместе», то да, мы бесспорно вместе.

Он опускает голову мне на плечо, оплетая мою талию сильными руками, и я замираю. Чувство, таящееся в моем животе, поднимается, и я ощущаю себя в ловушке, полностью поглощенная Кастилом Сноу.

Что со мной происходит?..

– Ты начнешь завтракать или я могу опять позавтракать тобой?

Я испускаю тихий вздох:

– Расскажи, кто звонил тебе утром.

– Отец, – отвечает он после некоторой паузы.

Я отклоняюсь назад, чтобы поймать его взгляд – он спокойный и умиротворенный, словно зверь внутри него насытился.

Не уверена, что я могу вот так с разбегу спрашивать о семье, при условии того, что его имя мне стало известно совсем недавно. И все же…

– Оранжерея, которую я проходила, она…

– Принадлежала моей матери, – отвечает он так же спокойно, играясь с моими волосами. – Ты хочешь узнать меня?

– Хочу.

– Тогда мне нужно получить что-то взамен. Благодарный минет, например.

Я бью его по плечу.

– Я когда-нибудь говорил тебе, что меня возбуждает, когда ты так мило хмуришься?

– Ты переводишь тему.

– Разве?

– Ты не хочешь говорить об этом?

– Тебе важно, чтобы я говорил об этом?

– Да, важно.

Мое сердце пропускает удар, когда он целует меня в лоб и отвечает:

– Я сделаю все, что ты захочешь, Катерина.

– Расскажи мне о ней, – прошу я мягко.

– Моя мама иногда жила в этом доме. До встречи с отцом она изучала ботанику, ей не хватало этого, и я возвел для нее оранжерею. Она умерла три года назад.

– Мне… жаль, – мой голос звучит затравленно. – Ты скучаешь по ней?

– Она мертва. И я понятия не имею, что обозначает это слово.

И тут до меня доходит. Четыре года назад Кастил отсутствовал в Кингстоне. Я не следила за ним, просто в школе стало меньше… насилия.

– Поэтому ты пропустил целый учебный год?

– Да. У Каролин было нестабильное психическое состояние.

То, что он говорит о своей матери так небрежно, вовсе не означает, что он не любил ее. Очевидно, что между ними была какая-то связь. Я почти представляю пятнадцатилетнего Кастила, который ухаживает и присматривает за психически больной матерью, пропуская целый год в школе.

– Твои татуировки в виде различных цветов. Они сделаны в честь Каролин?

– Они – напоминание о моей главной цели.

Подождите-ка. Она умерла три года назад.

Я замираю, чувствуя отвратительное тошнотворное ощущение.

– Причина ее смерти?..

– Ее убили, – Кастил отвечает так спокойно, будто бы в этом нет ничего необычного.

– Убили?