Но альт Грегор, не обратил на него внимания, весь обратившись в слух. Не, это решительно невозможно терпеть! Музыканты уже не только фальшивили, но и нарушали ритм, выбиваясь из плясового буэльринка. Неужели люди, собравшиеся в зале, способны это терпеть? Самому Лансу каждая ошибка скрипачей казалась раскалённым гвоздём, вонзающимся ему под основание черепа.
— Три тысячи болотных демонов! — прошипел он сквозь зубы, упираясь локтями в стол и сжимая виски пальцами.
Из двух рядов, скачущих друг напротив друга, на середину зала вышли двое. Вернее, не вышли, а выпрыгнули, как камышовые коты, охотящиеся на уток. А если сказать ещё точнее, то как кот и кошка.
Высокий юноша, в чёрной юбке и зелёной тунике. Его щёку украшал олень, склонивший голову, увенчанную тяжёлыми рогами. Клан Дорн-Филху.
И девушка. Тоже высокая. По меркам Аркайла так излишне высокая. Ланс хорошо помнил, как называл Жермину, жену Коэла, тощей жердью, а черноволосая синеглазая девица, похоже, превосходила ростом прану альт Террил на пару пальцев. Женщины Кринта не наносили на щёки татуировки до замужества, поэтому менестрель не мог определить, к какому Клану она принадлежит. Ну, если бы он когда-то задался целью выучить сочетания цветов на гетрах и вдобавок успевал их разглядеть на стройных икрах, мелькающих из-под тёмно-красной юбки. Красавицей танцовщицу назвать было трудно — слишком тяжелый подбородок и длинноватый нос, в этом зале, пожалуй, никто не двигался так грациозно и легко, как она.
Юноша и девушка недолго постояли лицом к лицу, просто приподнимаясь на носки в такт музыке, а потом принялись танцевать. Да как танцевать! Ланс помнил, что когда-то мысленно сравнил фехтование и музыку — импровизация, отточенность движений и мастерство, взлелеянное многолетними упражнениями. Теперь он понял, что танец так же можно уподобить схватке или, если угодно, выступлению умелого менестреля. Точность, стремительность, напор.
Нет, это вам не томный и церемонный танец на балу в Аркайле или Трагере, не разухабистый хоровод в унсальской деревушке, не чувственные изгибы и колыхания всего тела у танцовщиц с Айа-Багаана. Это был поединок. Скорость против скорости, ловкость против ловкости, мастерство против мастерства.
Остальные кринтийцы, не замедляя собственных прыжков, образовали разомкнутый круг начали подбадривать «дуэлянтов» хлопками в ладоши. Ритм постепенно нарастал.
В чём смысл этого состязания? Альт Грегор не знал. Да, собственно, люди совершают множество поступков, не задумываясь об их смысле. Достаточно, что им при этом весело, грустно или просто интересно. Не такую ли жизнь, лишённую важного содержания, но зато наполненную сверх меры всяческими развлечениями и прихотями, проживает и он? Что может наполнить его жизнь смыслом? Ещё два года назад казалось, что это — музыка. Полгода назад всё затмевала любовь к Реналле из Дома Жёлтой Розы. А сейчас? Не может ведь ожидание плахи или садка с миногами стать смыслом жизни?
Скорость танца увеличилась. Музыканты уже откровенно не справлялись. Такого ритма не выдержал бы ни волынщик Диглан, ни придворный маг-музыкант Регнар, ни Леолло альт Артан, наставлявший в своё врем отрока из Дома Багряной Розы и до сих пор в мыслях Ланса оставшийся образцом для подражания, несмотря на целый океан крови, который они друг другу испортили. Но танцоры не собирались останавливаться. Их спор, по всей видимости, ещё не разрешился.
И настал тот миг, когда скрипачи Нуад и Ойсин уже не помогали, а мешали танцорам.
Им бы остановиться, и пусть дальнейший спор происходит лишь при поддержке хлопков… Но парни никак не решались без команды Диглана, а тот задумчиво изучал содержимое кружки, погрузившись в свои мысли
Спасти дело мог лишь музыкант, столь прославленный, что его имя могли знать и повторять в каждом дворце и в каждой хижине от Тер-Веризы до Айа-Багаана. Ну, кто ещё, как не великий менестрель Ланс альт Грегор из Дома Багряной Розы?
Он потянулся магией, и перехватил управление инструментом — сперва у опешившего Ойсина, а после и у выпучившего глаза от неожиданности Нуада.
Смычки прижались к струнам и забегали туда-сюда, стремительно наращивая темп. То, что казалось непосильной задачей для музыкантов-самоучек, знаменитый менестрель сделал играючи. Догнал и перегнал дробный перестук и хлопки, повёл их за собой в неудержимом буэльринке.
Если кто-то из танцующих и заметил подмену музыканта, то не подал виду.
Только тень улыбки скользнула по губам черноволосой девушки.
А менестрель уже полностью отдался во власть мелодии. Такое с ним случалось каждый раз. Ошибочно было думать, что он управлял магией музыки. Однажды начав играть, он сам попадал ей в плен и следовал далее прихотливыми извивами, словно утлый чёлн по бурной реке, стараясь вписаться и подправить то, что рождалось само собой, срываясь со струн, натянутой кожи, из дырочек в полированной древесине или медного «язычка». Может быть, именно поэтому он никогда не мог повторить дважды одну и ту же мелодию?