Импровиз. Магия менестреля

— Ну, что вы, пран Ланс. Приму от вас удар кинжалом, как праны принимают розу от ухажёра. Ведь я вам и без того задолжала.

— Я прощаю вам долг, если он гнетёт вас.

— Нисколько не гнетёт. И во исполнение моего долга я проведу вас до города, а потом во дворец и, думаю, представлю его величеству, если будет на то его монаршья воля.

— Но не раньше, чем я смою с себя грязь. Поверьте, мне надоел уже запах пота, которым пропитался не только я, но и вся моя одежда.

— Охотно верю. Я и сама не решусь предстать перед его величеством Ак-Орром тер Шейлом, если не переоденусь и не вымоюсь хорошенько.

— Тогда не вижу смысла задерживаться, — пожал плечами Ланс. — Надеюсь, миноги, получив меня чистого, откормленного и посвежевшего, будут довольны. Не хотелось бы разочаровывать этих… рыб. Кстати, меня всегда интересовало, миноги — рыбы или черви?

— Вот никогда не задумывался, — на невозмутимое лицо Тер-Гана наползла тень улыбки. — Может, рыбные черви?

— Главное, чтобы не червивые рыбы, — прищурилась Дар-Вилла. — Такого унижения пран Ланс точно не перенесёт.

Менестрель скрипнул зубами, но виду не подал. Эту словесную дуэль он, похоже, проиграл, хотя и казалось, что вёл по числу достигших цели уколов.

— Так я пойду собираться?

— Не мешкайте, пран Ланс, если хотите встретиться с его величеством сегодня.

— Главное, чтобы не с миногами!

На самом деле альт Грегору нечего было собирать. Попав на «Лунный гонщик» прямиком из тюремной кареты, он не обзавёлся вещами. К счастью, Снарр вычистил его привычную одежду, подаренную ещё праном Гвеном альт Растом, заштопал дырки, оставшиеся после потасовки на верхней дороге, отстирал пятна крови, невесть каким образом оказавшейся на белой сорочке. Скорее всего, менестреля забрызгала кровь Бороды, убитого метким выстрелом Коло. Где сейчас наёмный убийца? Чем промышляет? Удалось ли ему отомстить недоброжелателям, которые упрятали его в подземелье руками прана Гвена? А чем сейчас занимается глава тайного сыска? Ищет новых заговорщиков, злоумышляющих против короны? Точнее, против безумца Айдена, жирной свиньи Леахи и двух откормленных кабанов — её братцев? Пусть ищет, может, кого-то и обнаружит. Главное, чтобы его не достали ни клинок, ни стрела, ни пуля, ни яд врага. Пусть он проживёт ещё лет двенадцать, самое меньшее, и шпагу сохранит, чтобы передать его сыну Реналлы.

Реналла…

Даже при воспоминании её имени сердце менестреля сжалось и воздух в горле на мгновение стал холодным, словно снежная пыль, взметаемая горным ветром со склонов Карросских гор попала в него. Всю дорогу от Аркайла и до Бракки он убеждал себя, что сумел обуздать чувства, взять себя в руки, забыть зелёные глаза, улыбку каштановые локоны, нежный голос. Что он смог себя пересилить, как и приличествует волевому и решительному прану, привыкшему смело смотреть в лицо смерти и грудью встречать опасность. Её жизнь, это её жизнь, а его жизнь принадлежит только ему. В конце концов, мужчины Дома Багряной Розы никогда не принадлежали к числу тощих и взбалмошных дворянчиков, готовых в петлю лезть или травиться от несчастной любви. Они никогда не позволяли победить себя, а если сталкивались с непреодолимой силой, то предпочитали умереть, но не встать на колени. Ведь не даром же с незапамятных времён на гербе их Дома было начертано одно лишь слово: «Никогда».

Только кого он обманывал? Кого убеждал?

Только в детских сказках и в романах из рыцарских времён, которые досужие писаки сочиняют для великовозрастных девиц, млеющих от одного упоминания барона и дракона, отважный герой может получить дыру в груди от удара копьём и, собравшись с силами, заставить себя забыть о ране, чтобы продолжать косить направо и налево мечом подлого неприятеля. Увы, не бывает так в жизни… Здесь раненый всегда падает, истекая кровью, скребёт пальцами по земле, из которой торчат засохшие стебли, и воет в ужасе, умоляя скорее позвать лекаря, чтобы спас ему жизнь. Редкие люди, считанные единицы, способны терпеть, сцепив зубы до крошева, и ждать неминуемой смерти. Ланс не мог поручиться, что принадлежит ко вторым, число которых меньше, но слава, в конечном итоге, оказывается неоспоримо выше. Один раз ему удалось сохранить лицо, всходя на эшафот, но получится ли ещё? Человек слаб, даже к самому отважному и бравому вояке можно подобрать ключик. А душевные раны причиняют не меньше боли, нежели телесные. А иной раз они гораздо мучительнее, поскольку лишённые лекарственного снадобья взаимности и растравляемые ядом ревности и неудовлетворённости, заживают значительно дольше.

Глава 6, ч. 2

Забыл ли он Реналлу?