Импровиз. Магия менестреля

Они шагали по длинной анфиладе. Кругом толпились дворяне — мужчины в уже знакомых альт Грегору дублетах и высоких сапогах, а женщины в платьях непривычного, но не уродливого покроя. Широкие верхние юбки из шерсти, вытканной золотой и серебряной нитью. Сквозь длинные разрезы виднелись исподние юбки — яркие, шёлковые, отливающие в свете стенных ламп и бронзовых светильников, расставленных то здесь, то там, которые испускали довольно вонючий дым. Или китовый, или тюлений жир, предположил менестрель. Но огонь, кроме яркого света, давал ещё и тепло, которым вовсю пользовались браккарские праны. Их платья открывали плечи, а вырезы на груди опускались так низко, что дух захватывало. При этом Ланс обратил внимание, что худышек среди придворных короля Ак-Орра нет. Женщины были даже излишне полными на взыскательный взгляд аркайлца. Из украшений пользовались успехом жемчужные нити и неогранённые сапфиры, края соблазнительных вырезов были обшиты полосками меха и чёрных карросских соболей, и снежной куницы, и голлоанского барса. У одной-двух пран альт Грегор заметил пояски из странной кожи, переливавшиеся всем цветами радуги, и решил, что это какая-то морская тварь, названия которой он не знает. И кстати, если женщины на материке носили юбки, из под которых едва-едва мог выглянуть носок туфельки, то здешние открывали щиколотки. Как понял Ланс, разнообразные туфли, сработанные из блестящей кожи и украшенные золотыми, серебряными, бронзовыми заклёпками, являли собой такой предмет соперничества среди браккарских пран, как и украшения на шее, в ушах и на пальцах.

Глава 6, ч. 3

Дар-Вилла поймала за рукав слугу в тёмно-синей ливрее с неизменной белой акулой на груди как раз, когда тот, поправим фитиль лампы, намеревался взять под мышку складную лесенку. Притянула к себе, что-то прошептала на ухо. Седоватый, начавший лысеть челядинец выронил лестницу и рысью умчался в глубину дворца.

Шпионка, не говоря ни слов, продолжала неспешно шагать по гранитным плитам — похоже, из той же каменоломни, что и на набережной. Раскланивалась со знакомыми придворными. Кому-то даже улыбнулась и помахала рукой. Ланс следовал за ней, поглядывая по сторонам. На стенах продолговатых комнат висели искусно вытканные гобелены, вышивки крестиком и картины. Некоторые из них даже на искушенный взгляд Ланса были подлинными произведениями искусства. Как и следовало ожидать, преобладала морская тематика. Окутанные белым пороховым дымом каракки, морские закаты и рассветы, корабли, мчащие вдаль под всем парусами, абордажные бои, охота на морских тварей — огромных китов, которые менестрель никогда не видел, но доверял слухам об их существовании, и морских змеев, в которых не верил никогда — слишком уж выдуманными казались истории о них. Одно полотно произвело на него сильное впечатление — на нём огромный кракен атаковал трёхмачтовую каракку. Толстые багровые щупальца взметнулись выше клотика, бледные, опалесцирующие присоски усеивали их по все длине. Картина прекрасно передавала движение, даже капельки воды разлетались так, что хотелось подставить под них ладонь, а позы моряков выдавали охвативший их ужас и растерянность. Странно… Кракены в Аркайле тоже считались досужим вымыслом, годным лишь для того, чтобы, вернувшись из морского похода, пугать юных пран ужасными историями. Но здесь многоногое чудовище выглядело, как живое. Казалось, художник не придумал сюжет для картины, а был очевидцем трагических событий. Может и взаправду кракены обитают в холодных морских глубинах? Ланс покачал головой и пошёл дальше. И вдруг…

У этой картины он застыл, словно громом поражённый.

Ошибки быть не могло.

Сражение в проливе Бригасир.

Огромный, с кричаще раскрашенными надстройками, сорокашестипушечный флагман браккарской эскадры затянуло дымом. Обвисли изодранные ядрами в клочья паруса. Торчал, словно перебитое крыло, обломок фока-рея. А вокруг, словно псы, подступавшие к затравленному медведю, сгрудились галеры трагерцев. Одну из них альт Грегор узнал. Жёлтые борта и ярко-белый релинг, штандарт с чёрным богомолом капитана Васко альт Мантисса. Разве это можно забыть? Ведь именно на «Медовой» он возглавлял абордажную команду. Этот бой никогда не сотрётся из памяти, перебитая кость чуть выше щиколотки, сквозная рана от укола шпагой в левое плечо, не счесть синяков и ссадин, но они победили. В тот день белая рубаха менестреля стала алой от своей и чужой крови, а шпагу к концу сражения пришлось привязывать платком к руке — пальцы отказывались удерживать скользкую рукоять.