Импровиз. Надежда менестреля

— Воистину так. Но должен заметить, пран Ланс, что её светлость обладает очень живым и цепким умом и не упустит возможности использовать что-то на благо государства.

— Или кого-то?

— Или кого-то.

— Всё равно я не стану раскрывать душу до того, как поговорю с княгиней. Мне нужна уверенность, а не пустые обещания.

— Чтобы получить уверенность, нужно убедить её светлость и министров двора, что ваша жизнь ценна. По крайней мере, доказать, что осуществление задуманной мести не пойдёт на пользу державе. А вот тут… — вкрадчиво заметил Махтун. — Вот тут очень пригодилось бы, если бы я мог, как очевидец, подтвердить ваши умения.

— Грубо играете, — скривился Ланс. — Я бы вас в карты раздел бы за полстражи.

— Приходится. Сейчас на мне лежит груз ответственности за шесть десятков соотечественников. Ведь если браккарцы догонят нас, придётся драться.

— Сколько у вас орудий?

— Шестнадцать пушек и два фальконета.

— Очень неплохо. На «Лунном гонщике», насколько я помню, двадцать пушек и шесть фальконетов на верхней палубе. Если перевес есть, то небольшой.

— Борта у каракк крепче и команда больше. Да и калибр пушек побольше нашего будет. Нет, драться то мы будем… Когда Айа-Багаан отступал?

«Ну, в восьми случаях из десяти как раз и отступали», — подумал менестрель, но вслух сказал другое.

— Примите мои заверения, пран Махтун, что когда придёт время для боя, я буду сражаться плечом к плечу с вами. Возвращаться на Браккару мне никак нельзя. — Он даже передёрнулся, представив ярость Дар-Виллы и немигающий взгляд Нор-Лисса. — Поэтому я с вами. Спина к спине у мачты, как говорится. Если конечно, мне дадут шпагу. Своей-то у меня теперь нет.

— Дадут, — кивнул капитан. — Но я буду очень признателен, если вы всё-таки попытаетесь ускорить «Бархатную розу» посредством магии.

— Ничего не могу обещать, но если представится такая возможность. Главное, помните — я всецело на вашей стороне. Клянусь стигматами святого Трентильяна.

— Ах, пран Ланс, если бы вы знали, сколько раз в этой жизни я клялся… Но вам я верю.

— Так мне позволят беспрепятственно передвигаться по палубе?

— Пока нет. Через пару дней позволю.

— А что изменится за пару дней?

— Станет понятно, преследует ли нас этот «браккарец» или я устроил напрасную панику.

— Понятно. Честно. Доходчиво.

— Видите? У вас нет оснований сомневаться в моей честности.

— Тогда позвольте просьбу.

— Какую?

— У вас на фелуке есть хоть один музыкальный инструмент? Ну, хоть самый завалящий. Скучно сидеть безвылазно в каюте.

— Найдём. Эльшер!

— Моё внимание ловит ветер вашего красноречия, мой капитан.

«Похоже, он всегда так разговаривает. Не приведи Вседержитель такого собеседника».

— Будь добр, Эльшер, принеси сегодня, как сменишься с вахты, свою флейту.

— Слушаюсь, мой капитан.

— Что за флейта? — оживился Ланс. — А то знаю я вас, музыкантов доморощенных. Кому-то и окарина — флейта.

— Нет, хорошая флейта! — обиженным голосом возразил шкипер. — Пикколо. В Кевинале покупал на рынке. Палисандровая, с серебром.

Подумав, менестрель кивнул.

— Приносите, пран Эльшер. Играл я на кевинальских флейтах. Попробуем, чего эта стоит. А вы, пран Махтун, распорядитесь подать мне что-нибудь поесть. Это по вашей милости я уже около трёх суток голодаю.

Глава 3

На полном и даже одутловатом лице трактирщика Лерана с утра поселилось траурное выражение. Густые тёмные брови стояли «домиком», собирая лоснящуюся кожу лба в глубокие морщины, а уголки рта, напротив, ползли вниз, делая не слишком старого ещё хозяина гостиницы похожим на внезапно облысевшего пса трагерской породы. Впрочем грусть и печаль стали единственными спутниками Лерана в этом месяце. Он даже перестал орать на служанок и повариху, с которой жил невенчанным почти десять лет. Бессмысленно. Всё равно после мгновенной вспышки накатывала тоска, развеять которую вином мешала прирождённая жадность, а дракой — трусость. Вот убежать бы на купеческом корабле за три моря, в Тер-Веризу, например, да жалко бросить нажитое упорным трудом добро.

А терзало Лерана осознание собственной глупости. Это же надо на старости лет так вляпаться! Всё его благосостояние зиждилось на очень простом замысле. Харчевня «Морской конь» (вывеска — синего цвета скакун с раздутыми ноздрями и выпученными глазами мчится на гребне волны, окутанный белой пеной) стояла в каких-то ста шагах от торговых причалов Аркайла. Здесь швартовались каракки, едва ли не из всех держав мира. Везли на продажу товары, пользующиеся спросом здесь, а обратно грузили такое, в чём испытывал нужду народ в их родных землях.