Последнее время с мамочкой были не очень хорошие отношения, Антонина Алексеевна уехала с Трофимом, а мамочка продолжала жить у тети Аннеты в той же гостиной, хотя дом был теперь общественный и жили в нем еще семьи, и хотела, чтобы дочь тоже жила там, и желательно без мужа. Но Антонина этого не хотела, и они с мамочкой не то чтобы ссорились, а все время были недовольны друг другом, тем более что мамочка в последнее время стала несколько заговариваться и пристрастилась к курению, так как Антонина устроилась работать на фабрику, прежде только спичечную, а теперь выпускающую и дешевый табак, которым частично оплачивали заработок. И вот Зинаида Андреевна начала баловаться папиросами, вначале шутя, с Аннетой, пока та не уехала в Петроград, а потом и одна. Садилась у окна, раскладывала коробку с гильзами, табак, и набивала папиросы, что-то про себя приговаривая, потом, набив, закуривала и курила подряд штуки две-три и все беседовала, улыбалась, сама с собой. Если Антонина о чем-либо спрашивала ее в такие минуты, она поднимала отекшие прозрачно-синие веки над блеклыми глазами и грозно прикрикивала, как прежде, но не как прежде — ей так думалось, а жалко и смешно: оставьте меня в покое, не дадут минуту отдохнуть! Перерывов в курении у нее почти не оставалось, и всю работу по дому везла Антонина Алексеевна — и еду доставала она, уезжая иной раз далеко в деревни, меняла, что осталось. И поменяла свадебное платье (хорошо, что Эва принесла его!) на продукты. Веерок тоже взяла с собой, но на деревенских баб и девиц он не произвел впечатления, а за свадебное платье схватилось сразу несколько. Даже фату порвали, фату в виде испанской мантильки — помните? ее примеряла в пустом доме Эвангелина, но об этом никто не знал и не узнает. Мантильку рвали, но сначала предлагали за нее мало, объясняя, что платье старое, желтое, из моды вышло. Но Антонина стояла на своем. Она кремнем собрала в мешок наряд и веерок и отправилась из деревни. Девки оторопели. Трое бросились за ней. Нагнала самая яркощекая и яркоглазая. Красивая. Цену Антонина заломила порядочную — и сало там было и мука и соль. Потому что увидела, как хочется яркоглазой девке появиться перед суженым в этом желтом, затканном жемчугом платье и в мантильке. Сговорились. А веерок не взял никто, и Антонина привезла его домой, что обрадовало почему-то Зинаиду Андреевну. Скоро уехала в Петроград тетя Аннета, возомнившая, что ее дневник — роман века, а она великая писательница. (Впрочем, так и случилось. Дневник в Петрограде издали, и об их тете Аннете заговорили, что донеслось и до них не только из писем, но и от людей приезжавших.) Они оставались некоторое время в доме одни, но и его заселили, оставив им комнату, в которой они жили, гостиную. Где было полно воспоминаний, где умер Юлиус и лежал, куда прибегала исчезнувшая Эва. Антонине было тяжко, грустно и, пожалуй, страшно жить там, но что делать? Антонина Алексеевна замуж вышла нескоро. С годами она не только не расцвела, а как бы, не расцвев, стала отцветать. Никто не обращал на нее внимания, и никаких кавалеров у нее не было. А у каждой девчонки на фабрике, даже самой замухрышистой, был свой ухажер. Только у нее не было. Может, не из-за некрасоты, а из-за мрачного и равнодушного вида — мамочка ей так надоедала своими прихотями, папиросным дымом и разговорами ни о чем и неизвестно о чем. Девчонки же, понаехавшие из соседних деревень, были бойкие, веселые и с парнями умели, ух как обходиться, что те и не замечали, как уже оказывались обкрученными. Про Антонину шептались, что она из бывших и, наверное, потому такая злая. С ней никто не дружил и разговаривали только по делу. Неинтересно разговаривать с девчонкой, если у нее хахаля нет, о чем же тогда говорить, в восемнадцать-то лет? Так она и была одна.
Вышла замуж Антонина Алексеевна за соседа. В кабинет покойного Аннетиного мужа поселился тихий парень из деревни, в которую Антонина ездила менять свадебное платье. Сначала устроился в уком сторожем, потом бегал там уже с этажа на этаж с бумажками, а вскоре, на общей кухне, вдруг сказал всем, что поступил на рабфак и будет инженером. Антонина удивилась до невозможности и впервые его о чем-то спросила заинтересованно. И увидела, что парень покраснел и продолжает краснеть и краснеть. И она расспрашивала его, потому что в действительности заинтересовалась, как можно так быстро стать инженером, и потому что видела, что он краснеет от ее вопросов, от того, видимо, что ОНА задавала эти вопросы. Ей тускло, где-то глубоко внутри, захотелось тоже стать инженером и выйти замуж за инженера, но она понимала, что это невозможно из-за множества причин, главное — из-за мамочки, которую теперь она должна кормить и за которой всю жизнь теперь обязана ухаживать.