In-A-Gadda-Da-Vida (СИ)

Джон подается Рамси навстречу, не совсем отдавая – не желая отдавать? – себе в этом отчет. Прикоснувшись губами к толстым губам, он чувствует только вкус мясной каши, кислого чая и приторного сахара.

Это сочный поцелуй медленными рывками; от таких кровь всегда гулко шумит в ушах. Рамси еще неумело пытается сосать зубы Джона, но скоро бросает и просто ласкает их языком, приоткрыв рот, давая Джону возможность единовременно целовать его губы. Он не закрывает глаз, и у Джона подрагивают веки, когда Рамси даже так игриво и немного по-зверьему пялится на него. Джон мокро выдыхает ему в рот и чувствует, как холодит губы, стоит Рамси хоть на секунду отпустить его. Поцелуи легко затягивают, ведут голову, языком по губе, горячо-горячо-горячо. И Джон сам не знает, зачем опускает руку Рамси на колено, зачем поглаживает его через штаны, чуток выше, еще выше, жадно по бедру. Джону кажется, что его руки сами делают это все – а по горлу и животу разливается неестественный жар.

Джон легко вздрагивает, когда натыкается пальцами на тяжелый член, лежащий в штанине. Так глупо, но он почему-то этого не ожидает. Рамси хмыкает ему в губы, и у него не звучащим смехом дрожат ресницы – ждет, что сделает Джон. Джон фыркает и проводит по члену рукой. Рамси греет дыханием его рот, слабо вздрогнув, и целует заново, заставляет голову плыть, а глаза – закрыться. Этот поцелуй глубокий и тягучий, вползающий в кровь и очень мокрый, и Джон все гладит член Рамси, потирает у головки, большим пальцем жестко проводит вдоль ствола и еще прижимает к ноге, охватывая всей ладонью. От этого в паху прилично теплеет, но Джон все равно не думает, что это значит слишком много. Не после всего, что они делали.

Накануне они набрели на какой-то музей, орнитологии или вроде того, как подумал Джон, приметив в темных залах птичьи скелеты. Это было еще до ночи, но они решили не надеяться на другое укрытие под проливным ледяным дождем и остаться здесь. К счастью, в музее была обжитая кем-то из работников комната, с газовой плитой, разобранной на металлические штыри кроватью и забитым тряпьем шкафом. В нем, кроме смятого постельного белья и одежды, Джон нашел еще и газовую лампу, а Рамси пока притащил из подсобки пару ведер. Так что уже при свете они смогли нагреть воды и перемыть посуду, кое-как застирать кальсоны, футболки и носки и сами подмыться. Рамси еще с огромным удовольствием побрился; по какой-то причине даже на морозе он предпочитал гладкую кожу, несмотря на очевидное раздражение. Джон почесал мягкий пушок у себя на подбородке и остался при своем. Но, так или иначе, у них осталась еще вода, и Рамси загнал Джона в одно из ведер, заставив встать в нем на носки. Это не слишком помогло, и вода все равно плескалась на пол, когда Рамси обливал Джона из маленькой кастрюли. Он утробно смеялся при этом, а Джон первый раз разглядывал его так близко, голого, здорового, с обильно волосатыми грудью, животом и ногами, с толстым членом, качавшимся между полных бедер. Джон чувствовал себя очень странно.

Он ощущал тепло тела Рамси даже без прикосновений, даже в прогретой газом душной комнате. Ощущал определенное смущение, потому что одно дело – общая душевая, а совсем другое – мыться с кем-то наедине, позволять кому-то мыть себя. Ощущал… что-то физическое, что-то примитивное, выражавшееся в текшей по телу теплой воде, в наглом, некрасивом взгляде ему между ног, в неестественной близости другого человека при свете. Это раздражало, это действовало на нервы, это требовало разрешения. Джон так устал от этого. Что-то щелкнуло в его голове, когда он внезапно, в один момент перешел эту грань раздражающей усталости от необходимости контролировать все и всюду. Джону неожиданно яркой вспышкой попросту захотелось вдруг чужого тела, чужого тепла, ужасающе неважно, чьего, просто тела, без обязательств, презервативов и любви. Его член немного привстал от душного жара, напряженной близости и распаривавшей кожу воды, и Джон ничего не сказал, когда Рамси кинул пустую кастрюлю за спину – та прозвенела по полу с оглушающим грохотом – и положил обе руки ему на пояс. Он целовал Джона долго и крепко, прижался полным животом и водил рукой по груди, гладил указательным пальцем шрамы один за другим и сжимал соски. Джону нравилось это и неожиданно понравилось касаться своим напрягшимся членом чужого члена, тоже слегка набухшего и такого горячего. Поэтому Джон снова ничем не возразил, когда Рамси сомкнул руки на его пояснице и легко поднял его, заставив болтать ногами в воздухе, не прекращая смачно целовать его губы, и отнес на какую-то брошенную вместо полотенца на спальник простыню.