In-A-Gadda-Da-Vida (СИ)

Но Джон не хотел вытираться. Джон вывернулся из края простыни и уронил Рамси на бок, закинув ногу на его мощное бедро. Он почувствовал себя неожиданно легким рядом с Рамси, неожиданно человечным и уязвимым. Хрупкая грудная клетка и тонкая кожа на животе против заросшего зверя с негнущимися когтями. Стройная нога поперек огромного бедра, здоровая ручища под тонкой шеей, нечесаные влажные космы падают на точеное лицо с новым глодающим поцелуем.

Когда Рамси зажал в своей лапище оба их члена, Джон забыл об этом. Он ездил потекшим членом в горячем кулаке, притираясь к чужому стволу, едва слышно и стыдно дышал и дышал в толстые губы и целовал их. И кончил первым, оскалив зубы и откинув голову на мощное плечо. Незаинтересованный больше, он так и остался лежать, сонно следя за тем, как искажается лицо Рамси, когда тот быстро дрочит себе и как – когда кончает.

Джон чувствовал себя очень странно.

Он не заметил, как уснул, пока они лежали на впитавшей их сперму простыне, и Рамси все водил липкими пальцами по его бедру, задевая выпуклый, как монета, шрам от пули Игритт. Джон решил, что сегодня ему будет все равно, и уткнулся лицом в волосатую грудь, устало прикрыв глаза. Он проснулся резко, рывком, пригревшийся, и понял, что уже утро, по белым лучам, пробивавшимся в маленькое окошко у потолка. Он лежал там же, только Рамси теперь подкатился к нему со спины, и поверх них лежали второй развернутый спальник и одеяло из шкафа. Джон сел, фоном слушая ворчание Рамси о том, что еще рано, и потянулся за лежавшими рядом сигаретами. Закурил под осуждающий хриплый шепот, чувствуя тяжелую руку, свалившуюся ему между бедер, и отвратительный, тянущий и горький вкус во рту. Ледяной дождь пошел снова, со стуком барабаня по стенам снаружи и окну, а Джон курил застревавшими в горле затяжками и думал, что все это ему не поможет.

– Тоже решил заняться богохульством? – здесь и сейчас смешливо шепчет Рамси ему в рот, чуток ерзая задом.

– Пока нет, – спокойно и разве что чуток колко отвечает Джон, продолжая поглаживать его тяжелеющий под пальцами член.

– Х-хах, погоди, погоди, – Рамси еще мокро целует его в щеку и отстраняется. – Че б ты там не собирался, а мне пиздец уже отлить надо. И лучше я это сейчас сделаю, а то у меня хер на твои руки больно живо отзывается.

– Извини, – Джон тоже слегка отсаживается назад. Он вытягивает ноги и опирается на руки позади себя. Рамси тяжело поднимается, поправив яйца, и шагает в сторону. Джон машинально отворачивает лицо, изучая пейзаж.

– Хей, Джон, – он скашивает глаза на звук, – можешь смотреть, че ты. Меня не парит начать, когда кто-то смотрит.

Рамси очевидно смеется над ним, но Джон почему-то не чувствует себя неловко. Ты видел это тысячу раз. Серьезно, почему ты отворачиваешься? Джон чуток запрокидывает голову, с пустым выражением лица глядя, как Рамси расстегивается и достает свой член, потяжелевший и такой здоровый даже в его руке. Задирает большим пальцем крайнюю плоть и переступает ногами, расслабляясь. Горячая струя бьет в снег, чуток брызгая в стороны, и Джон не знает, почему продолжает смотреть. Рамси откидывает голову, глядя в серо-белое небо, крепко сжимая член в ладони, пока последние капли не срываются с головки в подтаявший снег. Рамси стряхивает и очевидно собирается уложить член обратно, оттягивая резинку кальсон.

– Думаешь, это имеет смысл? – Джон спрашивает неожиданно даже для самого себя. Его щеки розовеют от наглости этого вопроса, но смотрит он, как и говорит, прямо и откровенно.

– Твоя правда, – Рамси согласно передумывает и поворачивается с ухмылкой, поднимая руки. Его член свисает из расстегнутой ширинки свободно, такой сочно-розовый, чуток вперед от не схлынувшего возбуждения, и на головке выступила еще капля мочи, а под так и оттянутой шкуркой видны присохшие белесые следы. Рамси еще чистый после мытья и на запах отдает только теплой кожей, слитой накануне спермой и кое-как застиранным, пропитанным потом флисом.

У Джона как-то резко пересыхает в горле; он не слишком уверен насчет того, что вдруг приходит ему в голову. Это слишком. Даже если. Но он настойчиво думает о том, что они делают, и о том, что Рамси каждый раз мастурбирует ему и может, хочет и приласкать тут и там, и поцеловать. И Джону приятно это, его тело – все еще тело, отзывчивое и так медленно, запоздало взрослеющее, – но ему не нравится быть целуемым, не нравится будто бы позволять делать с собой вещи и давать этим ложную надежду. И хотя ему все еще нечего предложить от своего сердца, он считает справедливым вернуть что-нибудь хотя бы телу. И если ему не понравится – стоит прекратить все это вовсе.

Джон пересаживается набок, опираясь на правую руку, и кладет ладонь на бедро Рамси, когда тот уже собирается сесть. Джон не думает ни о чем, когда вытягивает язык, слизывая подтекающую вниз каплю мочи. На вкус скорее сладко с мелькнувшей остротой, чем противно. Рамси ощутимо вздрагивает от неожиданности, а его член живо наливается кровью.

– Ты че делаешь, волчонок? – голос у Рамси неожиданно охриплый.