Инь-Ян. Китайское искусство любви

Чистый Хрусталь была, казалось, слишком напугана, чтобы сопротивляться стремлению Весеннего Цветка раздеть ее побыстрее, но когда ее затащили на высокую тахту и кнут в руках госпожи опустился, причиняя острую боль, на ее обнаженную спину, она завизжала, как свинья, которую режут. После четвертого или пятого удара кнутом Ароматный Цвет сделала перерыв и сказала:

— Мне приходится больнее, чем тебе!

Это прозвучало так зловеще, что девушка закричала громче, чем обычно.

— Может быть, хватит? — отважилась спросить Весенний Цветок.

Кнут снова обрушился на спину Чистого Хрусталя, и в комнате поднялся крик, как на скотобойне. Этот крик разбудил в соседней комнате дедушку Вэя, и, когда он сел на ложе, Волшебный Коралл крикнула ему с соседней кровати:

— Иди и уйми свою дочь, пока она не разбудила малыша!

Дедушка Вэй немедленно приказал своей жене встать с теплого кана и пойти прекратить шум. Когда старуха вошла в соседнюю комнату, Ароматный Цвет уже успела нанести тридцать или сорок ударов кнутом.

— Твоя старшая сестра боится, что ты разбудишь малыша! — сказала матушка Вэй. — Я не против, чтобы ты побила кнутом эту ослицу, но ты могла бы подумать и о ребенке.

Это требование еще больше взбесило Ароматный Цвет.

Она толкнула свою престарелую мать так, что та рухнула в стоявшее поблизости «мандаринское кресло»[40], и нависла над ней.

— Уж не будешь ли ты указывать, как мне обращаться с моими собственными рабынями! Я не потерплю, чтобы кто-то являлся ко мне в комнату и вмешивался в мои дела!

— Я зашла лишь за чашкой холодного риса, — робко произнесла старая женщина, — но что-то мне его уже не хочется.

Когда матушка Бэй вышла, Ароматный Цвет бросилась к рыдающей на тахте девушке, перевернула ее на спину и расцарапала ей лицо. Ногти были такими острыми, что оставили на обеих щеках длинные глубокие раны, однако девушка ухитрилась скатиться за тахту, откуда виднелись лишь подошвы ее босых ног. Этого, однако, было достаточно для Ароматного Цвета. Она выхватила из очага бамбуковую трубку для раздувания огня и стала бить ею по виднеющимся ступням. Когда она довела до изнеможения скорее себя, нежели свою жертву, то бросилась на кровать, отослала служанку в ее комнату и стала лежа ждать возвращения Дижэня. Она чувствовала, что обливается потом, но не пот тревожил ее, а та часть души, которой она ждала возвращения своего заблудшего мужа.

Старая китайская пословица:

«Яд черного скорпиона или зеленой змеи не так опасен как яд, находящийся в сердце женщины».

Однако поскольку мужчина безоговорочно считался господином, а нормальные потребности его жен и наложниц создавали немалый спрос на его энергию и склонность к сексуальным новшествам, расстройства, приводившие его к садизму, были минимальны. Проявления садизма были вызваны скорее склонностью мужчины к новизне, нежели выражением необузданной жестокости. В «Цзинь, Пин, Мэй» есть описание одного из этих рассудочных случаев проявления спокойного садизма.

Вследствие столь многих дней непрерывных занятий любовью ноги Симэнь Цина ослабли настолько, что он понял — ему нужно либо отдохнуть, либо принять «зелье долголетия и сладострастия». Он выбрал последнее, но тут припомнил, что к травам следует добавить женское молоко. Госпожа Как-Вы-Желаете находилась в своей комнате. Волосы ее были украшены цветами, и выглядела она очень привлекательно. Он тут же спросил, не может ли она нацедить немного молока, чтобы развести лекарство. Та с готовностью согласилась и, пока жидкость стекала в порошок, приказала служанке принести чай и чего повкуснее. Когда девушка ушла и вылитый чай смыл остатки лекарства, Симэнь Цин закрыл дверь и улегся на тахту. Затем он расстегнул белые шелковые штаны и извлек свой Яшмовый Корень, закрепленный в серебряном воротничке. Он захотел, чтобы госпожа Как-Вы-Желаете возбудила его ртом, на что она согласилась, и, пока занималась этим, он стал отведывать от разных блюд.

— Ты, конечно, хорошо работаешь ртом, — сказал он, — я куплю тебе самую лучшую вышитую кофту, какую смогу найти. Ты оденешь ее на праздник 12-го дня первой луны[41]. — Несколько мгновений понаблюдав, как она действует ртом, он добавил:

— Ты позволишь мне возжечь на твоем теле «фимиам страсти»?

— Как тебе хочется, — ответила женщина. — Я на все готова.