In medias res

И еще сюжет вчерашнего дня. Троллейбусы ходят редко. Давка. На углу Литейного сел на 1-ый, чтобы вернуться к Нюре. На Садовой многие выходили, и как раз на сиденье передо мной освобождалось место. Освобождалось сиденье и в правом ряду, ближе к заднему выходу. Я пытаюсь продвинуться к месту передо мной, но тут с каким-то нечленораздельным мычанием меня оттесняет только что вошедший тип, явно моложе меня, ну, уж не более сорока лет. Придавленный, я говорю: «Из психдома только что?» В ответ слышу: «И тут евреи! «Памяти» на вас не хватает!» Он усаживается, а я отчетливо произношу: «Я не еврей, но перед такими, как ты, хотел бы быть евреем». Наверное, я мог бы «отредактировать» ответ получше, но сказалось именно так. В тот же миг его кулак смазал мне по скуле. Но только «смазал», – промазал. Он сидел, а я еще стоял и был в более удобной позиции. И если бы болевой рефлекс был сильнее, то, наверное, ударил бы сразу, не просчитывая все варианты исхода. Меньше всего меня сдерживал страх. Ударил бы и уж – не иначе! – раскровянил бы ему нос, пусть даже это был бы единственный мой удар. Но на меня смотрело расплывшееся в своих чертах лицо, такое, какие я видел в психиатрических клиниках, и где-то в сознании шевельнулась версия, что это больной. (Ведь и сам я настроил себя на эту версию: «Из психдома только что?»). Ударить больного?.. И я секунду, уже отведя руку, помедлил. И тут – как-то очень спокойно и словно бы сочувственно ее придержал сосед. Я и сел рядом с ним на свободное место. Народ безмолвствовал. Но – скорее, благожелательно по отношению ко мне. И мужчина, придержавший меня, тоже не проронил ни слова. Напряженным было это молчание… Только амбал, сидевший за моей спиной, еще ораторствовал и после того, как мы обменялись «любезностями». Он мне: «Быдло». А я ему, сам удивляясь, что говорю уже вполне спокойно: «быдло-то – это ты…» Подавленное молчание постепенно рассеивалось. Народ явно не хотел влезать (да и вникать) в ссору, чтобы ее не разжечь… Амбал, уже сбавляя тон, продолжал вещать: «Вот только, когда люди кругом, на конфликт лезут. Встретились бы один на один!» Он-то, как оказалось, был не один; с ним ехало, судя по голосам, доносившимся сзади, еще человека три. И ехали в «Юбилейный», – на хоккей. Их разговор состоял из набора штампов: «Зенит» – чемпион всё равно!», «А что – чухонцы?!»… Далее – интерес сместился к законному дополнению массового спортивного зрелища: «На Большом водку всегда достанешь!» Мой-то «друг» был уже явно «в поддатии». Наверное, сидевший рядом со мной мужчина, который меня «притормозил», понял это раньше меня. А его приятели еще не успели «принять». Запомнились и какие-то другие обрывки их разговора: «Мороженое – за 250 рублей? Да, – я говорю ей, – и ты мне за 250 не нужна вместе со своим мороженым…» Так что в компанию я угодил хорошенькую. Может быть, меня спас хоккей, ожидание полного кайфа, который не стоило ломать из-за какого-то интеллигуя. В моем же сознании, слава Богу, боль от удара (удар-то не получился!) – еле ощутимая, так что и болью ее называть не стоит, не затмила соотношения важного и неважного. Меня ждала больная Нюра. Надо было покормить ее обедом.

...

20. 12. 92.

* * *

В гардеробе районной поликлиники (после мучительных хлопот о госпитализации Нюры – стариков и старух в больницы не берут: «Вы же знаете, в какой стране живете» – сказала заведующая отделением), одеваясь, я вместе с номерком подаю гардеробщице – невзрачной пожилой женщине – рубль (что сейчас рубль! – Проезд на трамвае, стоимость талона – 2 р.; в метро – 3 р.), но эта женщина как-то очень скромно и тихо говорит мне: «Спасибо, я денег не беру». Здесь не было и тени гордыни или вызова: что, мол, зачем мне ваши крохи. Нет, тут было достоинство. Я сказал: «Дай Вам Бог здоровья».

Рассказал об этом случае Нонне. Она заметила: «Это ведь протест против повальной продажности». Не думаю, что это осознанный протест. Скорее, определенная традиция. С этой старой женщиной, сколь это ни печально, умирает и менталитет России. Дай Бог, чтобы это было не так…

...

2. 01. 93.

* * *

Разговор в аптеке.

– Что-нибудь сердечное есть?

Стоящая ближе к прилавку женщина отвечает:

– Вот, панангин.

– А сколько стоит?

– Всего 2000 рублей.

– А мы столько в месяц как раз получаем, – говорит другая пожилая женщина…

После этого как-то бледнеют бодрые теле-хвалы Киселева – Гайдару, который «вернул цену рублю»… Оказывается, судя по таким телепередачам, что Гайдар знает несколько иностранных языков и часами может говорить без бумажки; а, вот, вызывает раздражение темных россиян…

...

4. 02. 93.

* * *