In medias res

Мир всё более сводится к сугубо прагматическим параметрам. Однако отрицание всего святого, а, значит, и Бога, – косвенное свидетельство крайней дешевизны человеческой жизни. Смерть перестает быть абсолютом, и об этом вопиет «смерть» Бога. А вместе со смертью Бога десакрализуется и культура. Она становится царством вседозволенности, сточной ямой всех человеческих «выбросов». Может быть, благодаря этому общество, построенное на базе техногенной цивилизации, «выпускает пары»? Человеку предлагается быть адептом существующего порядка. А если человека не всё в нем устраивает, он может изрыгать свои токсины в сферу культуры. Прежде «ад» жизни компенсировался «раем» культуры. Теперь – то, что предложено считать «раем» жизни, дозволено компенсировать «адом» культуры.

* * *

Недавно по телеящику сообщили: американцы напечатали на долларе не портрет Вашингтона или Линкольна, а изображение Христа. Каково изобретение! И вполне в духе культуры постмодернизма – в русле общего процесса десакрализации культуры, устранения в ней всего святого. Упомянутым актом культурно-духовная иерархия отождествлена с иерархией богатства-власти. Нет ли здесь признания того, что в системе дем-рынка – богатство и является, в конечном счете, властью? – Христос, некогда изгонявший торгующих из Храма, благословляет торжище и его символ – доллар! Санкционируется грандиозная сделка обмена: духовного – на материальное. Бог, тиражированный в денежных знаках, отождествляется с долларом. Доллар – становится Богом. Провозглашается, так сказать, официально.

...

1992

* * *

Несомненно, в Его смирении был и вызов: «Да, я готов. Распните же меня! – Чтобы оправдать смертью истину моих слов, чтобы обеспечить – очевидным! – страданием его цену. Распните! – Чтобы вами овладело чувство вины, пробуждая в сугубо телесном, скотском – человеческое, духовное. Распните! – Чтобы уже не было пути назад, если даже я и утешу вас чудом своего воскресения. Чудесной сказкой – на память, чтобы воскресать для любящих меня в их сердце.

* * *

Принимаю распятие. Сомневаюсь в воскресении. Сказка о рае и об аде – для тех, кто не может обойтись без пряника и кнута. Она припахивает коммерческой сделкой: будешь хорошо себя вести – получишь пряник, плохо – выпорют. Механизм совести – ставится над человеком, являясь, по сути, механизмом поощрения-устрашения. А мы – малые дети, которым еще не дано судить самих себя. Но что значит – внутренне! – суд, вершащийся помимо меня?..

* * *

Христианство учло эту «напасть» – виноватость живых перед умершими. Человек не только предстает перед Страшным судом – загробные кары и воздаяния есть и в других религиях, – но изначально несет вину первородного греха. Он культивирует в себе и смирение, и всепрощение. Суд человека обращается прежде всего на самого себя. И это правильно. Хотя сама идея первородного греха (и соответственно – вины), против которой выступал Л. Толстой, странна и способна, будучи логически «перевернута», перевоплощаться в идею «цель оправдывает средства». Раз можно искупить грех последующим деянием, то и совершение греха в использовании неких средств может быть оправдано возвышенной целью. К чему это приводит на практике, мы хорошо знаем…

* * *

Истина Христа: страдание – путь к идеалу. Апогей страдания – Голгофа, распятие. Примечательно, что в самом облике Христа сочетаются и предельная приниженность (он нищ, по некоторым данным – хром и т. д.), и царственность. Можно сказать: вознесение совершается через унижение.

* * *

Откуда могла возникнуть идея равенства? Ведь люди столь различны не только по характеру, но и по своим возможностям. Не являемся ли эта идея своеобразной моральной компенсацией: Бог всех призовет. И с каждого спросит! Но раз у всех равная ответственность перед Богом, то, следовательно, и права – равные.

* * *

Смысл жертвы… Ты – ради меня. Я – ради него. Деяния – во имя. И в этом – цепь, связующая нас, позволяющая преодолеть нашу разобщенность.

* * *

Идея, а главное, практика прогресса сформировалась в лоне христианской (западной) культуры. И от этого факта истории уже никуда не уйти, не отмахнуться. Прогресс реализовал, наполнил конкретным содержанием представление о векторном времени, совпадающим с христианским учением о Конце Света. Христианская эсхатология как бы узаконила трагедийность прогресса, ставшего доминантой современной истории. Вместе с тем, если не забывать об эпохе Ренессанса, религия благословляла красоту, связанную с жизнью человека, человеческой личности. Эта красота осмыслялась как священная, даруемая Богом. Искусство породнялось с религией, в его ткань вплеталось божественное начало. Дух проникал в поры материи…

Не слушая радио, не читая газет…

«Страх какой-то, – сказала сегодня Нюра, – вдруг я что-то с собой сделаю… Страх – перед предстоящим. Как всё это пережить?.. Но ведь и страна-то стала уже не своя. То там что-то, то – тут…» Как она всё это чувствует? Ведь и телевизор не смотрит, и радио практически не слушает…

* * *