Бургомистр: Я, как представитель гражданской власти, избранной всеми горожанами, требую, чтобы они находились под нашей охраной.
Книппердолинк: Верные твои слова — ты представитель гражданской власти. Но здесь речь идет о религиозных различиях, и потому ты — ни при чем. Отойди в сторону, оставь нас наедине с нашей войной.
Бургомистр: Накликал — вон приближается тот, кто устроит вам настоящую войну.
Вальдек: Кто осмелился с оружием ворваться в священные пределы моего собора? Кто дерзнул заковать в цепи моих богословов и лишить их свободы?
Книппердолинк: Это было сделано по моему приказу.
Вальдек: Освободи их.
Книппердолинк: Убери заставы с дорог, ведущих в Мюнстер, сними арест с товаров.
Вальдек: Этого не будет, покуда римской церкви не вернут отнятые у неё приходы.
Книппердолинк: Повторяю тебе — убери заставы с дорог, сними арест с товаров. Не сделаешь этого — вместо живых приходов вернутся к тебе мертвые богословы, ибо с этой минуты не получат они ни крошки хлеба, ни капли воды.
Ротманн: И не вздумай приказать своим солдатам напасть на нас. Ибо те, кто погибнет, станут мечом и щитом в руках живых, и против тебя ополчимся мы все вместе, и мертвые, и живые.
Бургомистр: Давайте сообща и мирно разрешим этот спор. Вложите меч в ножны.
Книппердолинк: Пусть сперва это сделают солдаты.
Бургомистр: Вам известно, что большая часть советников магистрата душою, телом и верой принадлежит римо-католической Церкви. Однако долг наш и святая наша обязанность — сделать все для того, чтобы избавить город от распри, подобной этой. Тем паче, что император Карл объявил в Нюрнберге о том, что до тех пор, пока не состоится собор, о котором уже возвещено, никто не может быть ущемлен в своем праве исповедовать любую религию. И потому, ты Франц фон Вальдек, наш епископ и государь, и вы, протестанты города Мюнстера, проникнитесь духом Аугсбургского мира и решите спор полюбовно. Проявим же по отношению друг к другу добрую волю и терпимость. Дождемся повеления императора Карла.
Книппердолинк: Подойди ко мне, Ротманн. (
Вальдек: Усматриваю в вашем предложении дьявольскую дерзость, злой умысел и нежелание идти на уступки. Но во исполнение высочайшей воли нашего императора и в силу сложившихся обстоятельств принужден принять его. Римская церковь дождется своего дня, ибо вы должны знать — время принадлежит ей. И трижды тридцать раз заплатите вы мне за это оскорбление. Ваш епископ его не забудет, и государь — не простит.