Инь vs Янь. Книга 2.

Да, я внутренне готовила себя к очередному раунду нашего противостояния, прокручивая в голове все то, что я скажу Игорю и как поступлю, если он упрется или начнет давить и навязывать мне что-то в своей обычной властной манере. Я даже смирилась с мыслью, что, скорее всего, придется прогибаться и притворяться. Как бы от этого ни ломало и не корежило мою натуру, я пойду на это. Ведь выбор стоит вовсе не между моей гордостью и оскорбленным самолюбием и возможными желаниями Рамзина. Нет, Роман был прав. Выбор нужно будет делать на совершенно другом уровне и мыслить иными категориями, нежели я привыкла всю прежнюю жизнь. И мне казалось, что во мне уже вполне хватает решимости, и я достаточно доведена до края, чтобы сделать все верно без малейших колебаний, если понадобится. Единственная сторона, которую я намерена выбрать — это моя и моего ребенка. Все остальные пусть катятся в ад или что там есть согласно их версии строения мира. Но с первой же минуты рядом с Игорем большая часть моей убежденности испарилась, словно ее и не было никогда. И при судорожной попытке нащупать внутри то, что казалось таким основательным и дающим идеально твердую опору, я все больше ощущала растущее чувство невесомости. Все, за что цеплялась, выстраивая, как мне следует относиться к Рамзину, вдруг рассыпалось, не оставляя в руках ничего и рождая состояние сродни мощному опьянению от одного только его присутствия, с которым у меня вдруг не оказалось средств бороться. Словно тот самый механизм во мне, отвечающий за упрямство и способность сопротивляться независимо от логики и обстоятельств, неожиданно заклинило наглухо, и запустить его заново прямо сейчас не представляется возможным. И поведение самого Рамзина совершенно не помогало мне. Это был он — тот самый прежний обездвиживающий голодный взгляд, те же хищные резкие черты, которые даже обрели еще и налет какой-то первобытной дикости, и тот же самый ореол свернувшейся клубком силы, от которой вибрируют даже молекулы воздуха. Все было тем же и в то же время изменившимся до неузнаваемости. Это была какая-то обновленная версия Рамзина, и как сопротивляться притяжению к ней — я пока не знала. Этот взгляд человека, у которого вдруг в руках оказалось все, что только можно пожелать даже в самой сумасшедшей фантазии, мягкая хрипотца обычно властного голоса и прикосновения, в которых не привычное требование дать ему все желаемое, а нечто совершенно противоположное обезоруживали меня. Но самое шокирующее было в том, что единственную едва вспыхнувшую искру гнева на этого мужчину вдруг мягко, но уверенно загасил малыш. Как я должна понимать и себя, и все, что творится снаружи и внутри, если даже собственный нерожденный ребенок норовит указывать мне, где злиться, а где не стоит? Моя жизнь начинает реально смахивать на затянувшуюся экскурсию в дурдом, только вот теперь уже не знаю — пациент я или случайный посетитель.

Поэтому я сейчас сижу на полу и смотрю на собственные дрожащие руки и прислушиваюсь к звукам за дверью, радуясь тому, что твердая опора есть хотя бы у моей задницы. Но вечно так сидеть не получится. Рамзин никогда не отличался долготерпением и наверняка скоро вломится, наплевав на хлипкую защелку и, может даже, заберется ко мне в душ. При этой мысли начавшие проясняться мозги снова накрыло волной паники, а ноги ослабли от осознания, какой позорной будет моя реакция, если он это сделает. Окажись он сейчас как раньше кожа к коже, я сама наброшусь на него или по меньшей мере буду жрать глазами, как оголодавшая самка. Снова захотелось побиться головой об стену из-за собственной неспособности не отзываться всем существом на сам факт присутствия этого невыносимого мужика. Ну почему, почему все так? Почему мне хоть мешок на голову одень, не пропускающий ни свет, ни запахи, ни звуки, я все равно буду ощущать, точно знать, что он рядом, и трястись каждой клеткой от вожделения? Почему это я вечно оказываюсь проигравшей в этой борьбе между моим упрямством и жаждой свободы и его убийственной, сносящей все препятствия гравитацией долбаной черной дыры? Неужели мне, однажды уже попав в зону ее досягаемости, так и падать вечно и никогда так и не достигнуть дна, чтобы хоть оттолкнуться для рывка наверх?