Опять же, спасибо родной власти, тем или иным способом оторвавшей от семей дикое количество русских мужиков. Нет, я не имею в виду чисто физическое истребление, хотя и этого хватало. Просто советская семья зависела от прихотей начальства, которое могло обойтись с ней каким угодно способом — ну и обходилось. Опять же не буду прибегать к заведомо ложным, как раньше говорили, инсинуациям, и снова помяну деда с бабкой. Во время войны они — эвакуированные — работали на ташкентском авиационном заводе. Как им там жилось, я рассказывать не буду, веселого тут мало, но хоть не фронт. В сорок шестом они стали проситься обратно в Москву, но правительство имело свои планы по заселению столицы, а также и по использованию человеческого ресурса. Деда отправили вместе с заводом в Латвию — налаживать в новоприсоединенной республике производство. Бабушке пропуск не выписали, оставив ее вместе с маленькой дочкой в послевоенном Ташкенте. Они прожили врозь пять лет. Дед оказался верным мужем, был смекалист и имел кое-каких знакомцев во власти, поэтому в конце концов все-таки добыл нужные документы, и семья воссоединилась. То есть моей будущей маме повезло. Другим мальчикам и девочкам повезло меньше — тем, чьих отцов куда-нибудь отправили и увезли, что-нибудь строить или налаживать. Так что в стране всегда хватало вдов, солдаток, несостоявшихся невест и безмужних жен, чьи мужчины «ушли, побросали посевы до срока» — во всех смыслах.
Это создало ситуацию, при которой ребенок у мамы-одиночки стал восприниматься как нечто нормальное, бытовое. Что, в свою очередь, оказало влияние на мужское поведение: где-то в шестидесятые последние скрепы, кое-как державшие курьезную конструкцию под названием «советская семья» (оксюморон, если вдуматься) стали трескаться. Развод, еще в пятидесятые отдававшей скандальностью, стал унылым бытовым явлением, как и слово «алиментщик».
Я не застал времен, когда мамы сочиняли насчет папы-летчика или там полярника: в семидесятые все было проще и грубее. На неделикатный вопрос об отце дети спокойно отвечали — «папка мамку бросил», «спился папашка» или просто «разбежались». Я сам, находясь в похожей ситуации, был ребенком относительно интеллигентным — и на вопрос об отце отвечал аккуратным «разошлись».
Тут мы снова касаемся довольно болезненной темы. А именно, отношения к потомству — и после его появления, и, главное, до.
Принято считать, что людям свойственно любить своих детей. В русской культуре это общечеловеческое свойство дополнительно простимулировано жутким историческим опытом. Людям, не видевшим хорошей жизни, более того, знающим, что они ее и не увидят, остается мечтать о счастье потомков — пусть им перепадет хоть что-нибудь. Дети и их судьба — это почти единственное, что еще держит на плаву множество людей, давно махнувших на все рукой.
Но это с одной стороны. С другой же — люди, не любящие, не ценящие и не уважающие себя не могут по-настоящему хорошо относиться и к своим детям. Накладываясь на боязливо-неприязненное отношение к семье и роду — о чем мы уже сказали — это дает известное «чего спиногрызов-то плодить» и «аборт — дело житейское».
Об этом, пожалуй, стоит сказать отдельно.
В нашем обществе существует устойчивый женский консенсус, твердый как скала: мы имеем право вырезать или вытравливать плод, и как вы там не истерите, мы это право никому не отдадим, потому что оно нас защищает. Защищает оно не столько от последствий неудачного секса, а в ситуациях, когда ребенок был нужен, а стал не нужен — например, если отца ребенка не удалось «женить по залету», в случае снижения доходов, реальных или предполагаемых, а также по любым бытовым обстоятельствам.
Обстоятельства бывают разные. Я знаю мальчика, чья мама, не имея, по ряду обстоятельств, возможности обратиться к услугам профессионалов, пыталась от него избавиться народными средствами: прыгала со шкафа, пила вредные таблетки, парила ноги в какой-то там ванне с горчицей, и только что черту не молилась. Ребенок, однако, попался на редкость живучий — выдержал все и таки увидел свет. Причиной таких страстей стала неопределенность чувств: мама ребенка засомневалась в том, что муж ее устраивает духовно. Еще одна будущая мама, постарше той, обеспечила своей дочке интересные пренатальные переживания, бросаясь животиком на асфальт в присутствии предполагаемого отца. Тот, мерзавец этакий, не купил своей любушке что-то крайне ей необходимое, не помню уж что именно. Кажется, сумочку он ей не купил... А другая милая женщина в свое время сделала аборт, не подумайте плохого, от законного супруга, потому что подвернулась возможность скатать на юга, то ли в Пицунду, то ли в Гагры. Ее лучшая подружка рассказала об этом с возмущенным недоумением: по ее словам, она сама не стала бы вырезать ребенка из живота меньше, чем за Карловы Вары.