Иначе не могу

Сергей упругим движением вскочил на ноги. Распахнул окно — зимний воздух жгуче обрушился на обнаженную грудь. Он подошел к платяному шкафу, вытащил небольшую штангу и начал гимнастику. Худощавый, среднего роста, жесткий, как до предела накачанный мяч, привыкший к утренней разминке с давних пор, Сергей не изменял своему правилу никогда. Вот и сейчас, сделав несколько приседаний, размяв поясницу, ушел в ванную. И, стоя под ледяным душем, он вспомнил вчерашнюю постыдную, как ему казалось, историю в кабинете секретаря горкома Силантьева.

«Такую пенку пустить в присутствии авторитетных людей… Тебя же попросту оттаскали за уши, как малолетнего озорника, и сказали: встань в угол, не встревай в разговор старших».

«Поживем — увидим. Чем дальше отступаешь для разбега, тем выше прыгнешь».

Едва он успел зайти в комнату, как зазвенел телефон. «Вот так и живу, — мелькнуло в голове. — От звонка до звонка».

— Старцев. Хорошо. Что? Почему остановили? Какой у нее дебит? 340 тонн? Вот что: хоть из воздуха, а тысячу пятьсот тонн вы мне найдите. Арифметику, кажется, знаете? То-то. Никаких штуцеров большего диаметра! Выкачаем нефть раньше времени, а потом? Два дня до конца месяца осталось, а вы участок посадить хотите? Вот у меня записано: тысячу пятьсот тридцать. Перелив? Опять Семин? — Сергей почесал ногтем переносицу. — Ладно, им я сам займусь. А? Плохо слышно! Кто-о? — закричал Сергей, обеими руками хватаясь за трубку, будто она могла вырваться. — Степашин… Я выезжаю сейчас. Отыщите его и предупредите, что жду его. У себя, на участке. Все!

Старцев, легко взрывающийся по любому поводу, еле сдерживал ругательство, рвущееся в стиснутые зубы. «Чему ты, собственно, удивляешься? Разве ты не знал, какую ношу берешь себе на плечи, давая согласие быть начальником нефтедобывающего участка? Черт возьми, жил себе не тужил в производственном отделе, давал сводки, составлял карты месторождения и ухом не вел, если какой-нибудь промысел не выполнял плана. Можно тысячу раз возмущаться такими кретинами, как Степашин, какой-то изжеванный, вечно полупьяный машинист трактора-подъемника, но от этого не легче. Можно без конца орать на разгильдяя Тольку Семина, снять, наконец, с него разряд или перевести в хозбригаду. Кстати, почему ты нянчишься с ним? Не из-за разбойничьих неуступчивых глаз? Ему сходит с рук такое, за что получали «на полную катушку» куда более серьезные ребята. Смотри, Сергей. А то уж начальство несколько раз намекало, да и рабочие коситься начнут».

Сергей и сам не мог объяснить себе причину своей глубоко скрытой, как ему казалось, симпатии к вечно настороженному, вспыльчивому парню. Пресловутые поиски «доброго зерна» в человеке? Или построенная на интуиции вера в него?

Мысли его вернулись к вчерашней беседе в горкоме у Силантьева. Сергея не удивили возражения работников управления, заведующих промыслами, мастеров подземного ремонта скважин. Он был готов к ним. Его предложение связано с хлопотами, а кто захочет взвалить их себе на шею в то время, когда нефтепромысловое управление, скрипя всеми административными суставами, еле тянет план? Но больше всего поразило резюме самого секретаря горкома, которого Сергей глубоко уважал за умение встать выше внутриведомственных дрязг, личных обид и во всем найти рациональное начало. Силантьев выразился коротко: «Прожектерский, непартийный, нехозяйственный подход к делу у вас, товарищ Старцев. На это мы пойти не можем». Сергей, недипломатических формулировок которого всегда побаивалось начальство, рубанул, как костыль вогнал в шпалу: «Удивительное дело! Я, беспартийный, предлагаю дело, сулящее большую выгоду, а вы, секретарь горкома, считаете его непартийным подходом к вопросам производства. Парадокс!» Воцарилось молчание. Отбросив растопыренной пятерней волосы, Сергей буркнул «до свидания» и ушел.

«А вообще-то горячиться не стоило…»

Размашистым шагом Старцев вошел в домик участка. Его ожидали мастера, старшие операторы. Он быстро отдал несколько распоряжений, подписал шоферам путевки и попросил задержаться своего ближайшего помощника, мастера по добыче Ефима Ивановича Тимофеева, низкорослого и всегда замкнутого человека. Тимофеев обычно отмалчивался, говорил при необходимости предельно короткими фразами. Дело свое знал твердо: все-таки двадцать лет, с самого начала разработки месторождения трудится здесь. Промысловое и управленческое начальство не переставало удивляться тому, как дружно работает этот странный дуэт — подтянутый, властный не по годам Сергей и вечно небритый, с тихим голосом и округлыми, осторожными движениями Тимофеев.

Сергей с грохотом пододвинул под себя металлический табурет и исподлобья уставился на Тимофеева.

— Выкладывай, Иваныч.

— С манифольдом[1], что ли? — тихо уточнил мастер.

— Да, да.

— Дык как… Стало быть, не видел или объезжать поленился. Ну, и порвал, конешно.

— Ты предупредил его?

— Как ты команду дал, так я, стало быть, и предупредил.

— Хорошо. Иди на двадцать четвертую скважину, понаблюдай, как монтируют румынскую качалку. Ребята неопытные, как бы чего не наворочали.