Он огляделся по сторонам. Иван Серафимович поливал из шланга кусты смородины. Зоя Степановна возилась в парнике. Саня пяткой антикварного бота, выданного ему заботливой Людиной мамой — чтобы не замарал своих штиблет! — сделал в земле воронку и похоронил кровавое клубничное месиво, с торжественным видом бубня себе под нос похоронный марш.
— Какой ты смешной, Шурка! — засмеялась Люда. Белая косынка в черный горошек, повязанная на манер гоголевской Солохи, очень шла к ее белому круглому лицу.
Зачем он приехал в тот жаркий июньский день на дачу к ее родителям? Зачем он блуждал целый час по садово-огородным участкам в поисках их невзрачного зеленоватого домика, мало чем отличающегося от остальных, таких же убогих построек? А потом ловил на себе злые, беспощадные взгляды ее отца: «Явился — не запылился! Женишок!» Движения и жесты Ивана Серафимовича сразу стали резкими, раздраженными, губы побелели, ноздри раздулись. Зоя Степановна испуганно кудахтала: «Да, че ты, отец, на парня озлобился? Че он те сделал?» — «Ниче». Но Саня знал, что стоит за этим «ниче». Он был голодранцем, деревенщиной, лимитой. Делил комнату в заводской общаге с таким же лимитой Витяем. Имел две пары штанов — на зиму и на лето и столько же пар ботинок. Зимой он ходил в старом, обшарпанном тулупе с отцовского плеча и в лохматой собачьей шапке неопределенного цвета. Походил на беспризорника. Со стороны Люды было опрометчиво привести его в таком виде в дом прошлой зимой. Тогда-то, на втором курсе профтехучилища, и началась их любовь.
— Сейчас будем обедать. — Она поднялась с корточек, выпрямилась. — Ой, мамочки! Спина аж скрипит!
Перед ней стояло полное ведро клубники. Клубника в тот год уродилась на славу. Люда стянула с головы платок. Светло-русые волосы были забраны в старомодную шишку на затылке. Вытерла платком шею и под мышками.
— Лю-уд, — умоляюще пропел он. — А может, как-нибудь сбежим?
Он набрал всего треть ведра клубники. И не удивительно. До клубники ли ему?
Сбежать было необходимо. Завтра утром Саня должен явиться на призывной пункт военкомата. Он попал в спецнабор. Думал, что пронесет. Если спокойно дали закончить училище, значит, заберут осенью. Не тут-то было! Страна нуждалась в молодых, здоровых, как он. Шла война.
— Надо с мамой поговорить.
— Ты ей все расскажешь?
— Не знаю, — пожала плечами Люда.
От ее родителей они скрыли синдром спецнабора, чтобы беспрепятственно попрощаться, чтобы с виду все, как обычно. Но обычно ее по выходным забирали на дачу и запрягали в работу.
Девушка подхватила свое полное ведро и уверенно зашагала к теплице. Саня с новой силой принялся бороться за урожай (или с урожаем?).
Вскоре его позвали обедать, и он не мог понять, отчего у матери и дочери такие потные, раскрасневшиеся лица — то ли от состоявшегося нелегкого разговора, то ли от невыносимой жары в теплице?
Иван Серафимович отказался сесть с ними за стол: не хочу чего-то. Не наработался покамест.
Обед состоял из простой снеди: картошка, тушенка, помидоры, лук, огурцы и квас. Зоя Степановна чересчур суетилась, все время что-нибудь роняла, но при этом улыбалась. Стеснялась, может быть? А может, растерялась от известия, сообщенного дочерью.
— Клубники в этом году много, — задумчиво рассуждала она за столом. — Может, продать одно ведерко?
Они недоуменно посмотрели на нее. Почему она советуется с ними, а не с Иваном Серафимовичем?
— Почем на рынке клубника, не знаете? — обратилась Зоя Степановна к Александру.
Тот сначала пожал плечами, а потом вспомнил:
— Мой сосед Витяй покупал недавно! Три рубля — поллитровая банка.
Зоя Степановна посмотрела на ведро, собранное Людой, оценила:
— Здесь банок двадцать будет. Шестьдесят рублей! Неплохо!
Саня подумал, что за такие деньги он полмесяца пашет на заводе.
— Скажу отцу! — загорелась хозяйка. — Но только надо прямо сейчас ехать и продавать.
— А кто же поедет, мама? — вытаращила Люда глаза.
— Как это кто? Вы и поедете!
— Но нам нельзя! — запротестовала девушка. — Мы — комсомольцы. Если на заводе узнают…
— А мне уже все равно! — обрадовался Саня — Поедем! Я буду торговать!
— Вот и хорошо! — потирала руки предприимчивая женщина. — Осталось только взять в оборот Ивана Серафимовича!
И она вышла в огород, чтобы обсудить коммерческую инициативу с главой семейства.
— Классно придумала твоя мама! — шепнул он ей, глядя в окно и наблюдая, как горячо спорят Людины родители.
— Подожди еще! — пригрозила Люда. — Ты не знаешь отца! Он может не согласиться!