Иная. Песнь Хаоса

– Умеешь ты смолу-то варить? – все скалила беззубый рот бабка Юрена, ее седые космы подхватил налетевший ветер, растрепал выбившиеся из-под платка пряди.

Одновременно с этим свет неба залепила темно-лиловая туча, налитая ливнем, как старая рана – гноем. Издалека донесся гром, где-то у кромки горизонта пролетел переливами синего всполох молнии. Не просто так последние дни разгоралась душная жара, не просто так веял знойный ветер. За долгим покоем и теплом всегда следует страшная буря. И чем спокойнее на вид вода, тем выше вспенятся волны.

Уже к вечеру эти слова подтвердила взбугрившаяся река. Дождь обрушился стремительно, точно кто-то вылил ушат воды на голову. Котя вся промокла, когда колола дрова, но дело не бросила. Правда, понимала, что вся работа пошла насмарку: они тут же отсырели и пока не годились для растопки. Злая и продрогшая, она устало поглядела на реку, выставляя ладонь козырьком. Почудилось, что кто-то пробирается через ураган, кто-то отчаянно стремится к городу.

«Ну и буря! Будто не река, а Круглое Море», – подумала Котя, жалея незадачливого судоходца. А его ладью с изодранным парусом кидало в разные стороны, сносило к мелям и топким ерикам. Даже болотистые ответвления в такую непогоду несли опасность, обещая переломить корабль пополам при одном неверном движении.

– Свет Барьера! Духи милосердные! – вдруг донеслось из-за спины.

Котя не поняла, что случилось. Она в растерянности выронила топор, когда вокруг нее забегали люди, засуетились стражи детинца и двора. Кажется, она рассмотрела ладью, да от нее ускользнуло, кому она принадлежит. Вскоре к реке понеслось множество людей разных чинов и званий. Не замечая дождя, мимо пробежали даже несколько дородных бояр в летах.

– Что случилось? Что? – спрашивала у каждого Котя, пока вокруг нее сновали разноцветные силуэты, растворенные в дожде.

Среди них не различалось лиц, а она очутилась посреди этого водоворота событий. Никто не отвечал ей, на короткое время она осталась совсем одна, а детинец точно вымер. Но вскоре отдельные посыльные начали возвращаться, мокрые, запыхавшиеся. Они отдавали насущные распоряжения, велели немедля растапливать баню и кликать знахаря.

– Что случилось? – повторила свой вопрос Котя, хотя смутно догадывалась, ради кого поднялась такая суматоха. Только один обитатель княжьего двора удостаивался внимания и трепета почтенных бояр.

– Плохо все… Ужасно! – на бегу отозвался какой-то слуга.

– Ладьи разбиты. Войско! Войско Молниесвета движется по главной дороге. Прямо к воротам, – молвил запыхавшийся стражник.

Похоже, он уже не один и не два раза бегал от подножья холма к его вершине. Теперь же на покрытом вымокшей черной бородой лице застыла неподвижная гримаса полнейшего неверия. Он не верил, видел воочию, но все еще не верил, что от всех гордых боевых ладей могла остаться всего одна, да и та не княжья, самая мелкая. Дождьзов чудом спасся на ней.

«Уж не Молниесвет ли наслал и этот ураган? Вон как молнии-то сверкали!» – подумала в замешательстве Котя.

Она отчего-то верила, предчувствовала такой исход с самого начала. Или и правда она притягивала несчастья? Куда ни направлялись, вечно там всех вокруг застигал страшный рок, невезение. Словно бы удача огибала созданий Хаоса. Впрочем, вряд ли.

Войны случались и раньше. Люди и создания Хаоса сходны в одном: в их природе заложена тяга к убийству подобных себе. Поэтому Котя решительно встряхнула вымокшей косой и ушла в избу, чтобы хоть немного отогреться возле печки. Пока по двору сновали люди, она опасалась двигаться с места. Чем меньше она двигалась, тем незаметнее становилась.

– Ох, как жить! Как жить! – заливалась слезами Желя. – Князь? Где князь? Его убили?

У порога ее встретили несколько любопытных мастериц, насупленная бабка Юрена и остальные девушки, испуганно жавшиеся друг к дружке на лавках.

– Жив, – кратко бросил проходящий мимо стражник. – На последней ладье прибыл обратно в город. Потом реку перекроют. Выслал вперед гонца, требует готовиться к осаде.

– Так все и у меня начиналось, девоньки. Так все и начиналось, – прокаркала недобрым предзнаменованием бабка Юрена.

В ее поблекших глазах загорелось некое мрачное торжество, будто она все эти годы ждала повторения давнего кошмара, будто желала, чтобы он постиг не только ее. Бесправных мастериц в случае взятия города ждала судьба похуже, чем девушек из домов увеселения.

– Что творится, что творится… – ухали подруги-вдовы. – Сначала Омуты, теперь князь.

– Князь еще жив! Слышали?! Жив! – взъерепенилась Желя, подскакивая к ним. – Дождьзов жив!

Но бойкие слова стоили ей очередного приступа боли, она упала на лавку, Котя подскочила к ней, чтобы осторожно уложить, приподнимая свернутые набок подкосившиеся ноги.

– Что-то не так, Котя… Не так, а не знаю что, – шептала Желя побелевшими губами. – Другие вон с пузом ходят и еще в поле от бремени разрешаются. И все нормально. А я…

– Тебе надо есть побольше, – утешала ее Котя, но и сама не ведала, как помочь.