Иная. Песнь Хаоса

Всё не то! Всё не о том! Она не хотела обижать подругу. Ведь ее собственное появление на свет кое-кто считал незаконным в деревне. Возможно, поэтому Котя заранее жалела несчастного ребенка Жели, которому уготовили почти такую же судьбу, только на княжьем дворе – чужак, иной. Впрочем, ему предстояло еще вырасти в тощем теле юной женщины.

– Ой, Котя, опять ты всех учишь, как жить, – обижалась Желя, голос ее делался противным. – Не скучно тебе самой-то? Ай-ай, и нечестно ты поступаешь! Нечестно!

– Почему нечестно? – подивилась Котя.

Она ведь ни в чем не обманывала подругу, но та делала свои выводы:

– Ты ведь сама в Праздник Весны со своим кузнецом всю ночь миловалась. Думаешь, не видела я, что тебя не было? Все-то уж пришли, а мы с тобой на одной лавке спим. Вот тебя аккурат до рассвета и не было!

Котя нервно дернула плечами. Никогда бы ей не пришло в голову, что подруга заподозрила ее в чем-то предосудительном. Но теперь она понимала, что все выглядело именно так: пришлая парочка, кузнец и мастерица, пропали на целую ночь, а утром их видели вместе у ворот детинца. Котя поежилась от осознания того, что все вокруг, включая бабку Юрену, наверное, решили так же, как и Желя. В тот день они с Вен Ауром слишком устали, чтобы еще обдумывать, как смотрятся со стороны.

– Я не миловалась. Мы всю ночь… гуляли по городу, – неуверенно пробормотала Котя, но Желя только прыснула коротким смешком:

– А потом ты вернулась с синяками на шее. Вот и я с князем так же «гуляла», да не по городу, а по терему его. Вот и нагулялась.

Котя снова вздрогнула, почувствовав, как жар приливает к щекам. Она ведь не рассказала в избе прях, как получила эти синяки. И никто из них не предположил, что на шее остались отпечатки пальцев страшного существа из Хаоса. Генерал Моль. Моль. Это имя звучало проклятьем.

«Безопаснее нам с Вен Ауром сидеть по избам да кузницам», – подумала Котя, хотя понимала, что это лишь временная мера. Не всю же жизнь им таиться да хорониться по укромным местам. Как бы хотелось иметь свой дом, свою избу, подметать настоящий деревянный пол, растапливать расписную печь. Котя задремала от сладких грез, но теперь ее разбудил отдаленный стрекот крыльев, вернее, искаженная песня Генерала Моля. Ох, не следовало вспоминать о нем.

«Летает вокруг города, изверг!» – подумала Котя, прижимаясь плотнее к Желе, теперь уже ища у нее защиты, человеческого тепла. Подруга быстро простила Котю за резкие слова, чмокнула в щеку и, зарывшись в подушку, почти сразу заснула. Тем временем со стены детинца донеслись возгласы:

– К оружию, Хаос идет!

– Что случилось? Кто? Где? На нас уже напали?

Несколько мастериц вскочили, услышав опасные слова. Котя же сжалась на лавке и лишь уставилась в мутноватый квадратик окна.

– Лучники, лучники, в небо стреляют!

– Ой-ой, в кого это?

Женщины затолпились возле оконца, вскоре рама затерялась за завесой рубах и надетых в спешке сарафанов.

– Говорят, в чудище из Хаоса!

На какое-то время весь детинец охватило движение: снаружи доносились топот сапог, ржание коней, гиканье наездников, которые уносились за ворота. Кто-то командовал, обрывочно долетали распоряжения натягивать тетиву и пускать в небо горящую стрелу. Но их тут же отменяли, опасаясь за сохранность деревянного терема.

«Ох, чует нас по зову! Он знает, где мы!» – подумала Котя, натягивая одеяло на голову. Внезапно захотелось самой превратиться в маленькую девочку, незаметную и неслышную, как мышь, сжаться до крошечного зернышка, упасть в землю и прорасти могучим деревом, которому не страшны никакие насекомые. Но пространство вокруг резал скрежет крыльев, от которого раскалывалась голова. Котя закрывала уши, поджимая ноги к груди. Наверняка Вен чувствовал себя не лучше. Звуки искаженной песни мешали думать, затопляя сердце невыразимым ужасом.

– Ушел? Вроде ушел… – переговаривались женщины, все еще толпясь у окна.

Вскоре все стихло, больше ничего интересного для них не происходило, поэтому они, сонно позевывая, принялись за дела.

– Изловить бы его да в клетку для потехи, – пожимали плечами одни.

– Какая нам сейчас потеха? – обрывали их мрачно другие.

И правда: веселье теперь считалось почти преступным. Отменили все народные гуляния, хотя обычно весной справляли множество праздников. Но теперь они принесли бы лишь гибельное расточительство. Впрочем, Котя и так считала, что уже никогда не будет радоваться, потому что ее сковывал ужас вновь попасться в загребущие лапы Генерала Моля.

– Страшно? Ты чего боишься? – донесся, как из-за стенки, голос Жели.

– Создание Хаоса, – честно призналась Котя.

Все-таки много ей случалось лгать. Не имела права она других поучать. Пусть и научили ее в деревне не воровать, не лгать и не ложиться с мужчиной до освящения десятью духами, но не всех запретов удавалось придерживаться, так уж складывалась жизнь. Желя нарушала свои, Котя – свои. Но весь день она мучительно думала, поглядывая на подругу: «Значит, за свою жену войну решил устроить, а у самого не вторая жена, да вторая… Но не жена. Ай, как бы духи не наказали всех нас за беззаконие князя!»